Русалочка умирала и умирала уже давно. Выброшенная морским ураганом на песчаный берег, вернуться обратно в воду она не смогла. Весь день её плавило беспощадное солнце, не давая сдвинуться с места. А ночью собрав последние силы, русалочка попыталась доползти до воды, но силы кончились. Спасительные волны шумели где-то рядом, но ничего поделать уже было невозможно. Очередной вечер опускался над морем. Который? Давно потерян счёт. Тело не слушалось, растекалось по песку, а сознание блуждало где-то в неведомых далях, отзываясь разными именами. То оно звучало как Рила, то – Рут, то – Румели, то вдруг внушало: ты – Рилика, откликалось – Рашелью, то вдруг исчезало всё, и появлялась Русанна, потом Рита.

Сейчас у русалочки перед глазами раскрывал свои краски оранжевый сон. Этот сон предпоследний, последний будет красным, и тогда жизнь закончится. У русалок всегда так, они пред смертью видят семь снов и первый, конечно фиолетовый.

В фиолетовом сне кадр за кадром вставал незнакомый ландшафт. Мир фиолетово-черных красок с магами и волшебниками во главе. Себя она там тоже видела. На эту планету Рила пробралась не просто так, она хотела, чтобы Охотник, преследовавший её по всей вселенной, сунулся сюда же. И он в пылу погони пришёл, пришел и попался. Местные маги Охотника не выпустили… схватили и теперь он у них в рабстве. Рила больше никогда не увидит эти наглые ненавистные миндалевидные глаза. Покидая планету, она чувствовала на душе тревогу. Погоня прекратилась, но понимание нечестной игры не давало покоя. Из сложившейся ситуации выход выбран не лучший.

- Всё. Не буду об этом больше думать, - заключила Рила, - сам виноват, нечего было гонять меня по всей вселенной, нечего было загонять в угол.

Из угла бьют наотмашь и не думают, что из этого может получиться, вот и Рила не думала, она уходила, но не радовалась этому.

В синем сне всё складывалось совершенно по-другому. Синий сон завораживал своими красками. В полукруглом зале Рут стояла второй с краю в ряду таких же молодых и красивых людей. Все в форменных костюмах. Перед глазами на стене карта вселенной и точкой отмечена галактика, в которую они уходят. Радужное настроение. Впереди удивительная дорога, рядом с ней команда. Жизнь, казалось, сулила только прекрасное. В глазах соседа мелькнуло, что-то неуловимо знакомое и родное. Они, эти глаза, были похожи на переспелые вишни. Как все, в свою очередь, Рут подошла к карте и поставила на ней свою подпись. Легкое изящное движение руки, означающее готовность выполнить любое необходимое задание.

Сон резко оборвался, так и не показав, что ждет впереди и что необходимо сделать в том далеком мире.

Голубой сон - ворвался в сознание, наполненный гулом нескончаемого движения. Румели видела космические корабли неимоверных размеров. Бесконечное множество. Станции напоминали целые города. Всё это двигалось, порой вращалось и расходилось в разные стороны на два фронта. Война.

- Война двух равных миров и победителей не будет, - пронеслось в голове у Румели.

И нужно что-то предпринять, чтобы не потерять свой флот, чтобы сохранить своё могущество и выиграть. А выиграть невозможно - силы равны. И соперник – равный. Соперник… не враг. Идет честная игра. Не выиграть. А выиграть ох, как хочется. Ничего кроме этого желания нет в голове, и на кон идет всё…

- Есть! Есть возможность, - решила Румели и начала военный действия.

Когда разгромили друг у друга почти всё; когда не осталось ничего кроме флагманского корабля у неё и у соперника; в дело пошел тайный договор с третьей стороной. И свежими силами временных союзников уничтожили остатки. Чужая победа…

- Когда теряешь своего соперника, то даже мир, такой, как вся вселенная, становится пустым и незначительным… - звучало в голове у Румели.

И она начинала осознавать, что ей нечего больше делать в этом огромном пустом мире. Она потеряла всё, сделав при этом свой выбор. Но не хотела даже думать об этом. Она опять уходила. Уходила, преследуемая, недавними союзниками. За всё нужно платить, а платить оказалось нечем.

В зеленом сне царствовал храм. Он стоял на берегу бирюзового, почти зеленого моря. Древние стены, потемневшие от времени, терялись в густой зелени. Взгляд приковывал удивительно красивый мужчина. Его миндалевидные глаза, похожие на переспелые вишни, смотрели на Рилику сверху. Мужчина держал её за руку, и они шли к храму.

Полутемные залы храма дарили прохладу. Лепные изображения Шивы на стенах смотрели со всех сторон, создавая замкнутое в кольцо пространство, в центре которого длился и длился танец. Танец Рилики. Танец, завораживающий окружающих и заставляющий подчиняться, смотревших на неё мужчин. Они всегда делали то, что она хотела. Они всегда подчинялись ей. Рилика знала всё о мужчинах. Все их желания, все мысли, все их стремления были у неё, как на ладони. Тысячи ударов плеткой получила Рилика, пока училась танцевать, пока её движения не стали отточено-быстрыми.

И тысячи миндалевидных, похожих на переспелые вишни глаз, смотрели на неё со стен, когда она, престав чувствовать боль, рождала свой собственный танец. Рилика так и не узнала, что за мужчина привел её в храм. Она так и не узнала, кто она сама. Это навсегда осталось тайной храма.

Желтый сон пропитался ядом. Золотые краски заливали бальный зал, в котором как казалось Рашель, под музыку двигалась только одна пара. Рашель стояла у окна, лицом к залу и смотрела на эту пару. Звуки медленной музыки разводили танцоров, но потом они опять оказывались напротив дуг друга. Женщина растворялась и тонула в глазах партнера, как в омуте. И никакие силы мира не смогли бы заставить эту красотку, оторваться от чарующих её глаз. Один танец сменял другой, а Рашель всё стояла и не могла отвести взгляда от увлеченной друг другом пары. В руке, спрятанной в складках платья, зажат флакон. Узкий граненый флакон толстого непрозрачного стекла с шершавой стеклянной пробочкой. Достаточно опустить пробочку в бокал с вином и следующий танец ненавистной красавицы будет последним.

Закончилась музыка, дама, провожаемая кавалером, подошла к столу и взяла бокал с темным «Клине». Только она предпочитала красные вина. …И отпила глоток. Этого вполне достаточно. Пробочка побывала в бокале, сделав глоток смертельным. Опять заиграла музыка, ничего не изменилось. Пара опять танцевала вместе. Рассвет поднимал за окном покрывало ночи и танец был последним. Вот только никак не получалось принять решение: стоит ли опустить пробочку во второй бокал… Или дать этим, отражающимся в голубых, темным миндалевидным глазам увидеть, как затухают голубые.

В оранжевом сне полыхал пожар, там горело всё. Пламя поднималось до небес, и сквозь него проглядывал силуэт горящего деревянного города. От города в степь двигался всадник. Он уходил, и топот копыт раздавался всё глуше и глуше. Русанна подняла лук и выстрелила в удаляющуюся спину… Взгляд, опускаясь за луком, пошёл вниз. Русанне ни к чему было поднимать глаза, чтобы убедиться - не промахнулась. Стрела, конечно же, догнала уходившего всадника, как догоняла любого другого. Но этот остался стоять перед взором: черные волосы, собранные в хвост, относит ветром. Ни лица, ни глаз не видно. …Чего смотреть в эти глаза? Русанна и так знает, какие они. Они всегда одинаковые, эти почти черные вишни, и они всегда её дразнят, вобрав в себя иронию всей вселенной…

Закончился и оранжевый сон. Начинался последний – красный. В красном сне опять полыхала война. Строчили пулеметы. Падали кони. Взрывами разносило всё в разные стороны. Там у Риты звенела в голове только одна мысль:

– Не я, так меня.

И Рита стреляла. Бездумно… по всему, что движется. Иначе в этой мясорубке было не выжить.

Но что-то еще, присутствующее там, будоражило. Что-то ускользающее, затягивающее и не дающее жить спокойно, быть уверенной в своей правоте. Что-то, что заставляло всё время оправдываться, чувствовать за собой вину и пытаться доказать всему миру непричастность к этой вине.

Там были миндалевидные глаза… глаза, так похожие на переспелые вишни, и по этим глазам нужно было стрелять…

Красный сон ещё не успел прокрутить свою картинку до конца, как русалочка вдруг поняла, что это был сон. Что всё, что она видела, в разноцветных удивительно ярких красках – всего лишь сны. Вот только что – она существовала в этом реальном, плотном, настоящем красном мире, а теперь: одно мгновение – и его нет. И непонятно, что на самом деле сон, а что явь.

Что-то резко изменилось, и понять: что именно? – невозможно. Русалочка чувствовала лишь, как её мир – ежедневный, привычный – будто сквозь пелену или дымку медленно возвращается к ней. И еще, сквозь непривычный шум и свист в голове слышалась песенка со странными словами: когда мы были на войне… Песенку пел мальчишеский голос, звонкий, иногда надламывавшийся и пускавший «петуха».

По берегу шел мальчишка. Он только что закинул в море что-то скользкое, как ему показалось – почти растаявшее и похожее на медузу. Сначала он пнул эту прозрачную кочку ногой, а потом закинул её далеко в море. Обтерев руки о штаны, он двинулся дальше, напевая так понравившуюся ему песенку, услышанную вчера по радио.

А русалочка ожила. Она забыла свои сны. Осталось только ощущение чего-то непонятно-знакомого, чего-то удивительно родного, связанного с этой песенкой… А потом забылась и песенка.

Прошло много дней, может даже лет. Русалочка оставалась всё такой же, ведь русалки не стареют. Они всегда молоды, их юность никогда не кончается, и если быть осторожной, то можно жить почти вечно.

…Один из дней, так же, как когда-то в прошлом, клонился к закату. Русалочка плавала далеко от берега. Стоял штиль. Море отражало желто-оранжевое солнце, делая мир не то желтым, не то красным… И тут, вдруг, она услышала: когда мы были на войне.

Мужской голос, чуть с хрипотцой, повторял и повторял:

– Когда мы были на войне.

Мир замер. Безбрежная безмолвная гладь моря. Солнце, готовое утонуть в этом безмолвии, и мужской голос, поющий что-то, что заставляет всем существом развернуться на него и замереть, в попытке понять: что происходит. В попытке найти: почему тебя не отпускает этот голос, и: откуда, из каких глубин своего существа ты, оказывается, его знаешь. Всё потеряло значение, кроме этого голоса и этой фразы.

Вынырнув, русалочка увидела неподвижно застывшую маленькую лодку под парусом. Парус опал, а человек сидевший в ней оглядывался по сторонам и пел себе под нос. Тревога все нарастала и нарастала в его голосе. Солнце уже утонуло за горизонтом; вот-вот упадет ночь, а ветра нет. Русалочка ушла под воду и незаметно, осторожно подплыла к задней корме, чуть толкнула, и лодочка заскользила к берегу. Человек удивленно завертел головой по сторонам, но так и не понял, что произошло, и почему его лодка движется. Благополучно добравшись до берега, мужчина растаял в темноте ночи.

Утром он снова вышел в море. Русалочка ждала его, и теперь, при свете солнца, смогла разглядеть. Обычный мужчина; ничто не выделяло бы его среди других, если бы не глаза. Миндалевидные глаза, цвета переспелой вишни… Трудно сказать, что таилось в этих глазах, но русалочка поняла, что за эти глаза она готова отдать всё, что у неё есть. А есть у неё немного: только её жизнь. Весь мир, всё существование и не-существование – отражались в этих глазах. Все вселенные, собранные в вечность, находились в них. Глаза дарили. Они излучали надежду.

Русалочка поняла, что мужчине нужна рыба. И устроила для него настоящий праздник. Вся рыба моря – собралась под его лодкой, вокруг неё. Было невозможным не только выловить, но даже и представить, что рыбы может быть столько. Лодка шла по живому серебру, и лучи солнца рассыпались по нему радугой, восторгая и изумляя. И на следующий день повторилось то же самое, и на третий. Рыбак не видел русалочку, но понял, что кто-то помогает ему. А она смотрела издалека, и радовалась его радости.

Русалочка теперь жила возле этого берега, у неё теперь было о ком заботиться, кому помогать, у неё было кого любить. И она любила.

Однажды лодка не вышла в море, и это был самый ужасный день, который длился, длился и длился… Ночь, казалось, никогда не наступит. А, когда всё же наступила, – стало казаться, что никогда не закончится. Слезы струились из глаз Русалочки. Но: кто же увидит слезы в воде? …Море потеряло свои краски, стало серым. Холодный ветер, прилетевший невесть откуда, уронил на море туман. Русалочка закуталась в этот туман и замерла. Жизнь остановилась, ничего не происходило.

Утром знакомый парус прорвался сквозь туман и захлопал на ветру. Но русалочка так устала за эти сутки, что не смогла радоваться. Она задумалась: что же будет с ней, если мужчина вдруг исчезнет навсегда? Что случится, если ему станет вдруг не нужна рыба?

Не сразу, но это и произошло. Однажды лодка опять не вышла в море и с того дня перестала появляться. Мужчина больше не выходил за рыбой. И вообще, он уехал. Уехал далеко от моря и начал новую жизнь, так и не узнав про русалочку.

Русалочка осталась одна. Жизнь потеряла смысл, мир стал пустым, не для кого стало жить. А жить придётся. Почти вечно… Её время остановилось.

…Он вернулся, через несколько лет. За эти годы, побывав во множестве мест, он видел другие моря, но не смог забыть своего, не смог не вернуться. Рыбак сидел на берегу, смотрел на море, и никак не мог понять: что ему в нём, в этом море? Что заставило его вернуться, и почему только здесь покойно у него на душе. Он знал, что вернулся навсегда.

А русалочка смотрела сквозь волны, думая о том, что у неё теперь есть целый мир. Её любовь воскресла, и парит над морем, над берегом… Она не отрываясь смотрела в родные глаза, миндалевидные, так похожие на переспелые вишни.