Лямки быстро соорудил костер, а Шокль деловито добыл из рюкзачка котелок под кофе, кучу мешочков со специями и собственно мешочек с кофе. Специи он отмерял внимательно и торжественно, так, что Дракон наконец не выдержал и спросил:
- Дашь заклинание списать?
Шокль с трудом отвлекся от процесса и недоуменно уставился на Дракона:
- Какое заклинание?
- Ну, ты так много всего уже насыпал в этот котелок, причем с таким торжественным видом, что я подумал – это не просто кофе, это колдовское снадобье… А какое снадобье без заклинания?
- Тьфу на тебя, - рассердился Шокль, - вот будешь смеяться – кофе испортишь, не мешай.
Дракон улыбнулся, достал из котомки дудочку и затянул на ней какую-то грустную мелодию. Вскоре кофе был готов, разлит по кружкам, друзья уселись у костра, а дудочка продолжала играть сама по себе, словно заколдованная. Мелодия разносилась над полем и лесом, волшебно отдаляясь и возвращаясь, отразившись эхом от далеких гор. Жизнь постепенно налаживается, - подумалось Шоклю.
И в тот же миг вместо эха от далеких гор прилетел звук, от которого у друзей перехватило дыхание и сердце удрало куда-то сильно вниз, может, и не в пятки, но ухнуло основательно. Звук был тягучим, холодным, жутким, словно ночной вой собаки, избывающей свою тоску всему подлунному миру. Но тогда эта была очень –очень большая собака. Просто мега-собака.
Друзья еще посидели, вслушиваясь в тишину, ожидая, не повторится ли тот звук. Но больше ничего не происходило.
Шокль неуверенно спросил:
- Вы это тоже слышали?
Дракон вопросительно глянул на него:
- Такое жуткое, тягучее, от чего можно поседеть раньше времени?
- Ага, примерно такое, - кивнул Шокль.
- Не-а, - спокойно сказал Дракон и налил себе еще кофе.
Шоклб жалобно глянул на друга, который все еще сидел, навострив уши.
Лямки успокоил друга:
- Слышали мы, слышали, у тебя пока еще не начались галлюцинации, дружище. Ты абсолютно здоров.
- Если не считать того, что сердце теперь где-то в пятках, - пробормотал Дракон. – Хотя в последнее время у многих это обычное для сердца место.
*
Дракона звали Грегом. Он с детства был необычным оборотнем. Плохо тому, кто с детства не похож на сверстников. Например, если дракон растет среди оборотней, или оборотень – среди драконов. Грегу выбирать было не из чего: ни там, ни там ему места не находилось. Оборотни бывают, конечно, разные, но вот чтобы кто-то превращался не в зверя, а в существо иной легендарной расы – такого никто не помнил, не видел, не знал. Да и, между нами говоря, знать не хотел. Родителей Грег не помнил, родни не видел, друзей не знал. Опять же, скажем прямо, и знать не хотел, потому что вечно терпел насмешки, а то и прямую вражду, которая часто порождается непониманием, а оно порождается обычно страхом перед чем-то непонятным.  
Потом Грег попал в Долину Драконов, но не в те места, где обитали все драконы, а в уголок, где жил старый дракон-отшельник. Отшельник был очень стар, очень мудр, ничего не боялся и мог понять такое, чего уже никто понять и не пытался. Именно он приютил Грега, научил его всему, что знал сам, помог понять, что одиночество – не самое страшное в мире, потому как внутри каждого существа есть целый мир, надо только открыть его в себе. Он научил Грега никого не бояться, уметь видеть хорошее даже в плохом, научил просто жить в этом мире. И когда отшельник ушел в мир иной, Грег отправился путешествовать. Честно говоря, Шокль и Лямки были первыми, с кем он начал общаться за все эти долгие годы. Грег впервые видел таких созданий. Они не напоминали ему ни обротней, ни драконов, ни людей. И ему вдруг оказалось легко с ними общаться, словно знал их всю жизнь. Ему понравилось то, как спокойно они отнеслись к его смене облика. Они не боялись Грега, не смеялись над ним, не удивлялись ему. Эти малыши вели себя настолько просто и дружелюбно, что Грег вдруг почувствовал, как это хорошо – просто сидеть у костра и пить кофе. И, конечно, странный звук его ни капельки не порадовал. Ему так не хотелось, чтобы именно сейчас что-то нарушило его мирное кофепитие.

**

Грег хотел было отмахнуться от прилетевшего звука.
В конце концов, - подумал он, - горы порой издают странные звуки. Может, то был ветер, протискивающийся сквозь расщелину… Эта мысль попробовала было уютно устроиться в его голове, как вдруг звук донесся снова, но уже сильнее, тоскливее.
- Нда, - сказал Шокль, - а я-то думал списать все на ветер.
Грег фыркнул:
- Я тоже, но что-то не получается… Но пока желания идти и выяснять, что это воет тоже не появилось. А у вас?
- Если мы не пойдем выяснять, что это воет, - хмуро сказал Лямки, - вполне возможен вариант, что оно само придет выяснить, насколько мы съедобны.
Грег кивнул:
- Это вполне возможно, хотя не вижу причин, с чего бы нам не придать себе ускорения в сторону, противоположную источнику звука?
- Не получится, - вздохнул Шокль. – Это закон нюхачей. Если это твое приключение, то оно тебя все равно найдет. И уж лучше ты его, чем оно тебя.
Грег сочувственно глянул на малышей:
- И что, у вас такое часто бывает?
- Ну, как минимум раз в году на нас сваливается наше приключение. Оно обычно именно наше, мы же нюхачи. И почему-то из всех приключений только пару раз нам достались веселые и безопасные.
Лямки вздохнул:
- А чаще всего приключение бывает опасным, страшным, вредным… Ну или просто убийственно мрачным.
- Ребята, так жить нельзя, - решительно заявил Грег. – Это уже получается самовнушение.
- Само… чего? – переспросил Шокль.
- Самовнушение это. Вы уже сами для себя решили, что приключение не бывает веселым. А на самом деле, даже в самом ужасном приключении можно найти массу веселого и интересного.
- Да? – сильно заинтересовался Лямки. – И в этом, которое воет, словно его гложет тоска по всему миру сразу?
- И в нем тоже, - улыбнулся Грег. – А может, это оно так поет…
- Ну-ну… - протянул Шокль. – Раньше я считал Лямки самым неисправимым оптимистом, но, кажется, я сильно промахнулся.
Грег и сам чувствовал, что его картина мира несколько наивна, но ему очень хотелось подарить этим малышам действительно веселое приключение. А для этого нужно было и самому поверить в чудо. Ну а кто сказал, что чудес не бывает? Они бывают, просто им нужно суметь открыть двери. А в закрытую дверь они точно не пойдут.