Галкины рассказки - 2

Галя,я прочла рассказ еще позавчера.Он вызвал во мне противоречивые мысли,поэтому  сразу и не писала ничего.А сегодня,вот,решилась...Думаю,что ты меня поймешь.
В твоем рассказе события проходят в 2095 году.Героиня попадает в 1945,видит своих предков,и взволнованная и потрясенная обещает:
"Я хороший журналист. И сделаю всё, чтобы помнили тех, кто отстоял страну, кто жил и любил так, что нам и не снилось. Я достучусь до своих сверстников. Чтобы помнили…"" Люди стали забывать о той войне. А ведь там остались наши предки, жизнями своими отстаивали свободу."
И вот хочу сказать,что помнить не будут,и даже имен своих предков знать не будут...И ,наверное,это не нужно будущим поколениям.Они будут жить своей жизнью в совсем другом мире.
Вот смотри,у нас с тобой тоже были предки,жившие в прошлые века.Они жили своей жизнью,любили,ненавидели,совершали героические и не очень поступки .Кто-то из наших пращуров защищался от Батыя,а кто-то еще от Чингиз-хана.Воевали с шведами, Наполеоном,турками и т.д.Мы их не знаем.Для нас это история нашей страны,а не наша история. И мы живем,каждый своей жизнью,пытаемся быть счастливыми здесь и сейчас и о них совсем не вспоминаем.Так и потомки наши,будут жить и любить, и творить и о нас не вспоминать... Вот как-то так...

Таня, не со всем тобой написанным соглашусь. Конкретно ей, журналистке, история её семьи интересна. Это да, большинство не интересуется своими корнями. Но всегда будут люди собирающие сведения о своей семье. И в будущем они будут. Мало конечно, но всё же.
Я свою родню на семь поколений вглубь знаю!

Как раз сейчас готовлю доклад о художнике-фронтовике. Курскую битву изучаю. Ух, как мне интересно!!!

Ле, спасибо!
Танечка, как бы то ни было, но мы помним Бородино, и кто-то знает своих предков, погибших там. У нас при библиотеке работает Родословное общество, где каждый копается в архивах, чтобы помнить. А сколько людей пытаются узнать, что стало с их родными после ВОВ. Я знаю историю своей прабабушки. А была бы такая телепортация, с удовольствием бы узнала про родню более старшую. И очень хочется надеяться, что и в будущем кто-то захочет узнать и о войне тоже.

Я тоже не соглашусь с тобой, Танюшка! Потому что лично знакома с одним из уругвайских парнишек (19 лет ему всего), прабабушка  которого приехала в Уругвай в 1913 году. Всего было 300 семей, бежавших из царской России из различных соображений. Основная масса была хлыстами, которые последовали за своим религиозным лидером Лубковым, который их покинул в 1926 и с частью приехавших вернулся назад. Уже в другую страну. Поселились они в посёлке Краный Октябрь, pанее называвшемся Новый Израиль. Их потомки и по сей день там живут. Но разговор не о сектантах, а именно об это мальчике, который и по-русски-то не разговаривал в то время, когда начал заниматься поисками своих корней отсюда, из Уругвая. Всюду посылал запросы. Я ему помогала с переводом. И много он узнал о своих предках. Bсех своих пра и пра-пра по имени отчеству знает. Кто когда родился и на ком женился, чем занимался. Cейчас он немного говорит по-русски, читает, понимает разговорную речь, общается с дальними родственниками, которые живут в России. Многого он добился. Мало таких людей, но он своим энтузиазмом заразил всех. Ведет страничку в фэйсбуке, делится старыми фотографиями, продолжает поиски. Так что такие любознательные никогда не переведутся.
Я вот совсем мало знаю даже о своих бабушках и дедушках. Безграмотными они были. От силы два-три класса школы... А было бы интересно узнать, кем были мои пра и пра-пра... Знаю немного со слов бабушки, но хотелось бы побольше...
Конечно же, можно поднять архивы, заняться розысками... Но это уже другая история...
А этим мальчиком я горжусь.

Отлично написано, Галчонок!!!  Мне понравилось очень, очень, очень!!! Во время  и интересно. Моя дочь и внучки с большим интересом слушают мои рассказы о наших предках. Задают вопросы сами. 9 мая мы с ними каждый год ездим на Богословское кладбище. Там похоронены мои дедушка и бабушка по отцовской линии.  Любимый дедушка всю свою жизнь был моим самым лучшим другом. Они с моим папой  с самых первых дней ушли на фронт, дошли до Берлина и остались живы, хотя и у одного и у другого были ранения. С детства я заслушивались их рассказами о войне. К тому же дедушка описывал военные события в своих книгах. Он заслуженный писатель.  Так что моим девочкам и внучку есть, что почитать о войне со слов их героического прадеда и прапрадеда. Надеюсь, что они будут передавать из уст в уста своим детям и внукам всё, что услышат от меня и прочитают в этих исторических книгах. Мои дорогие внучечки вспоминают и гордятся своими предками уже и сейчас.

Спасибо, Данка, Ле! Вот это я и хотела донести своей рассказкой. Нужно помнить...

Донесла. Спасибо.

И, как всегда, очень важно ваше мнение!

Подарок лохматой Балтики

Море всегда присутствовало в моей жизни. Детские годы прошли на берегу Балтики. Тогда в посёлке было несколько добротных домов, оставшихся от прежних хозяев. Это сейчас всё застроено до самого шоссе: и не просто дачные домики – целые дворцы, даже отель отгрохали. Несколько раз мне предлагали большие деньги за мой старый дом – ещё бы, как сейчас говорится, первая линия. Я не соблазнялся красивыми суммами, потихоньку перестроил, осовременил домик, подвёл коммуникации, привёл в порядок участок.
Когда-то купальный сезон мы с мальчишками, что жили по соседству, открывали, как только пригревало весеннее солнце. Вода была ледяной, даже ноги сводило. Но мы считали своим долгом окунуться в бодрящую балтийскую водицу. А уж летом, когда море прогревалось до двадцати градусов, а иногда и чуть больше, почти не вылезали из воды, пока чья-нибудь мать не начинала ругаться и гнать нас на берег. Потом отец получил квартиру в курортном городке, что располагался недалеко от посёлка, но на все каникулы я приезжал в Сокольники к бабушке. Море вросло в меня, без него я не мыслил своей судьбы, что и определило выбор профессии. Так всю жизнь и штурманил, пока рыбная промышленность в области не приказала долго жить.
Где-то я читал, что наше тело поглощает отрицательные ионы, производимые волнами, в результате вырабатывается серотонин и появляется чувство умиротворения, а волны усиливают уверенность в себе, их шум помогает уменьшить стресс. Звуки моря снижают уровень гормона стресса и успокаивают. Предполагается, что они напоминают о материнском сердцебиении, которое мы слышали еще в утробе и которое тесно связано с чувством защищенности и безопасности. Но безопасность - это на берегу. А в воде, когда волны не ласкают тело, а пытаются сбить с ног или отбойным течением относят от берега, тут и речи нет о защищенности.
Вспомнилось, как спросил пятилетнюю дочку Маришку: «Посмотри на море, доча. Скажи, оно какое?» Она помолчала, сморщила носик и задумчиво произнесла:
- Оно моклое, - подумала. – Шумное, - ещё подумала. - Большое, - посмотрела на волны и добавила, глядя на меня сияющими глазами: - А ещё оно лохматое.
- Лохматое? – удивился я.
- Конечно, - рассудительность малышки была умилительной. - Папочка, посмотли сам, видишь, у волн кудляшки, такие же, как у нашей собачки. А Бонька же лохматая.
- А когда кудряшек нет? Бывает же штиль, – поинтересовался я.
- Так тогда оно пличесанное, - сразу нашлась Маришка.
С детской логикой не поспоришь. С тех пор при виде бушующих волн, когда буруны, закручиваясь, накатывали на берег, представлял, что море наше действительно лохматое. А в штиль, улыбаясь, думал – причёсанное море.
И в тот день Балтика волновалась передо мной, я смотрел на это лохматое чудо с дюны. Оно было стального цвета, и лишь седина барашков оживляла блеклую серость. Разве только ленивый не называл наше море «седой Балтикой», а я в который раз видел Балтику лохматой.
Тем осенним днём пляж был пустынен, только одна девичья фигурка темнела на кромке между берегом и водой.
Я блаженно вдыхал воздух, в котором смешалась свежесть моря и запах сосновой смолы и, сняв кроссовки, спускался с дюны, раздумывая, не искупаться ли. Мелкий прохладный песок щекотал ноги.
Вдруг девчонка, которую я заприметил еще с дюны, как была в сапогах и плаще, стала медленно заходить в воду. «Топиться удумала», - с ужасом понял я и что есть сил, рванул к ней, на ходу сбрасывая ветровку.
У берега было мелко, но волны ревели и обрушивались на тоненькую фигурку со всей прибрежной силой. Девчонка останавливалась, ловила волну и шла дальше. Я бежал, врываясь в буруны, – только бы успеть, пока отбойное течение не уволокло её дальше. Очередная волна сбила девочку с ног, следующая не дала подняться, накрыв с головой. Я успел: схватил за волосы, потащил на поверхность, еле поставил на ноги, зашёл со спины и стал толкать «утопленницу» к берегу. Она кашляла, дрожала, но пыталась сопротивляться. Я всё-таки был сильнее и вытянул её из воды, благо всё произошло недалеко от берега. Девчонка рухнула на песок и зашлась в истерике. Лицо, совсем детское, было мокрым от слёз, соплей и морской воды.
- Дядя, кто тебя просил? - отплёвывалась она. – Я теперь как? У-у! Ещё чуть-чуть - и всё бы кончилось. Больше не смогу. Вода невкусная.
- Так, в тепле претензии будешь предъявлять, - я говорил сердито, хотя было её безумно жалко. – Вставай, пойдём греться.
- А ты не маньяк? - она с опаской посмотрела на меня.
- Ну вот, то топиться пошла, а теперь маньяка испугалась. Где логика?
Я протянул ей руку. Девчонка с трудом поднялась и молча побрела за мной, стуча зубами от холода.
По пути подобрал ветровку, кроссовки и не сразу обратил внимание на её большой живот. Вот дурочка-то – и себя, и дитё нерождённое убить пыталась.
Дома дал ей полотенце и свой тёплый спортивный костюм, отправил в душ. Быстро переоделся сам, затопил камин и вскипятил чайник. Старался ни о чём не думать, но… Я ведь тоже когда-то хотел войти в море, чтобы больше не вернуться.

***
Чёрная туча налетела неожиданно, и ливень сплошным потоком обрушился на дорогу. Я сбросил скорость, поехал осторожнее, ведь мои пассажиры – любимые девочки. Так не хотелось уезжать из Сокольников, но жена Света настояла – дела у неё какие-то дома. Дорога от посёлка до города обычная для области, извилистая, по обочинам возвышаются деревья, которые здесь называют «последними солдатами вермахта».
- Папа, так стлашно, молния, глом, даже Бонька боится, - Маришка тоже не хотела уезжать в город. – Поедем облатно.
- Ты уже большая девочка, нечего грозы бояться, - Света нервничала, но возвращаться не хотела.
- Светланка, может, правда вернёмся, грозу переждём? - с надеждой спросил я.
Жена ответить не успела. Из-за поворота на бешеной скорости вылетел внедорожник, обгоняя грузовик. Я попытался уйти от лобового столкновения и вывернул бы – скорость у меня была небольшой. Но внедорожник вильнул на мокром асфальте, по касательной задел наш маленький опель и промчался мимо, видимо, даже не заметив препятствие, а нас закружило, вынесло на встречку. Я попытался увернуться от фуры, резко вывернув руль, но последнее, что запомнил – ствол дерева и дурацкая мысль, пронёсшаяся пулей: «Достал последний солдат вермахта…»
Потом я брёл по пустыне. Долго бродил. Невыносимо хотелось пить, пот застилал глаза, а всё шёл и шёл, пока не заметил воду. Сначала подумал, что это море, но, приглядевшись, увидел крутую излучину между скал, значит, это бурлящая река, которая терялась где-то в подземных лабиринтах. На берегу сидел бородатый старец, облачённый в рубище. В руках он держал длинное весло. Рядом большая лодка, полная людей, готовилась к отплытию. Старец махнул рукой, приглашал присоединиться, показывая на лодку. Я подошёл ближе, ещё колебался, стоит ли мне отправляться в плавание, но среди множества лиц заметил Светлану. Она не улыбнулась, как прежде, а опустила глаза. Я уже хотел перекинуть ногу через борт – надо же узнать, почему моя любимая жена не бросается ко мне с поцелуями, а отводит взгляд. И вдруг увидел Маришку. Она вытянула руки, выставив ладошки, как будто возвела невидимую стену, через которую я никак не мог пройти, сколько ни пытался. И одиноко остался стоять на берегу, а лодка уплывала всё дальше, увозя дорогих моих девочек в неведомые края. Я наклонился к воде, чтобы напиться, почувствовал живительную влагу на губах, но вдруг река куда-то исчезла. Как сквозь тугую пелену, услышал незнакомый женский голос:
- Очнулся, смотрите, доктор, воду слизывает.
- Дайте ему ещё попить, - ответил мужской голос. – Что ж, вырвали, значит, из лап дамы с косой…
- Где я? – с трудом давались слова, язык еле ворочался.
- В больнице. Вы в коме были, а в жизнь вас вернул наш доктор – хирург от Бога, - тот же женский голос.
Я попробовал открыть глаза, еле приподнял веки – всё расплывалось.
- А куда делась река? И лодка? – возможно, мне лишь показалось, будто спросил вслух. Никто не ответил. Сознание стало возвращаться, и вдруг понял, что был на берегу Стикса, Харон звал с собой туда, откуда нет возврата. Но почему мои девочки были в лодке? Я не спрашивал, боялся услышать самое страшное, о чём подспудно стал догадываться. Отгонял от себя жуткие мысли, как будто именно они могли накликать беду.
Через несколько дней я начал потихоньку вставать, но всё не решался спросить про девчонок, страшился потерять крохотную надежду. Соседи по палате смотрели на меня с сочувствием, но тоже молчали, как и медперсонал.
Наконец смог самостоятельно сделать несколько шагов по палате, подошёл к окну и увидел Боньку. Она просто тихо сидела.
- Собака давно уж тута. Приползла еле-еле. Мы её подкармливали, не уходила из больничного двора. Внутрь хотела заскочить, главврач ругался. Но не выгонял со двора-то. Водитель «скорой» балакал, мол, пациента это псина, за машиной увязалась, он-то и сжалился, прихватил с собой, так тута и сидит, - говорила вошедшая в палату нянечка. – Хозяин-то вроде выжил, а вот жена и дочь… Жена ещё там, на дороге преставилась. А дочку пытались вытащить, но Бог не дал. Совсем малышка была, лет шести от роду.
Вот и услышал то, чего до ужаса боялся. Руки тряслись. Я с силой прикусил губу до крови.
- Ай, батюшки… Так это твоя собака, милок? – спросила нянечка. - А ты не знал, что ль? А я-то, старая, разговорилась, - она покачала головой. – Да всё равно узнал бы, чего там. Сам-то оклемался. И собака с тобой, вишь, сидит - выжидает.
Я не мог сказать ни слова. Женщина принялась усердно мыть пол. Наконец справился с комом, что не давал продохнуть, позвал:
- Бонька! – и собака, радостно виляя хвостом, заметно прихрамывая, подошла ближе к окну. Преданные глаза, казалось, смотрели мне прямо в душу, и я почувствовал опять тугой ком у горла. Быстро отошёл от окна, лёг, уткнувшись в подушку, чтобы никто не увидел моих слёз. Считается, что настоящие мужики не плачут. Но я не мог справиться с болью, которая не давала свободно вздохнуть, и слёзы текли сами.
После выписки забрал Боньку, и отправились мы в Сокольники. Я бродил по дому как неприкаянный. Здесь всё напоминало о любимых девочках: забытая Маришкой кукла, икебана, которую смастерила Светлана, детские и женские тапочки, аккуратно поставленные у двери. Я обжигался об эти милые сердцу мелочи, как о крапиву. Не мог ни телевизор смотреть, ни читать. Не помогало даже извечное лекарство – алкоголь. Боялся ночи – как только закрывал глаза, видел внедорожник, вылетевший навстречу, и всё пытался вывернуть руль так, чтобы не было рокового касания.
Все дни сложились в одну ровную линейку. Даже не знаю, сколько времени прошло, когда понял, что жить стало невмоготу. Как-то утром решил – пора. Потрепал Боньку по загривку, тихо сказал: «Прощай, подруга… Не могу больше… Прости».
Заглянул к соседке.
- Ираида Максимовна, присмотрите, пожалуйста, за Бонькой. Я уехать должен, а собаку не с кем оставить, - врал спокойно.
- Вы в море, Александр Петрович? – видимо, решила Ираида, что я в рейс собрался.
А мне подумалось: «Как точно, в море. Харон, наверное, заждался…» Я ещё раз погладил Боньку на прощание и пошёл к дорогой лохматой Балтике, чтобы обрести там вечный покой. И хотя никогда в Бога и загробный мир не верил, чуть теплилась надежда, что встречу девчонок на перекрёстках вечности.
Одежду аккуратно сложил на берегу - люди поймут, наверное, что утонул, а тело где-нибудь всплывёт. У жены есть дальние родственники – кто-то же должен унаследовать мой дом и квартиры. Впрочем, это уже было неважно.
Курортники и дачники из посёлка разъехались, на берегу было пустынно. Я вошёл в обжигающую холодом воду, но не успел зайти даже по пояс, как сквозь шум волн услышал завывание. Эти истошные звуки не отпускали, не давали дальше шагу ступить. Я оглянулся. На берегу металась Бонька, пыталась запрыгнуть в воду, но волна относила её на прибрежный песок. А она снова отважно бросалась на волну. Вдруг испугался, что собака, единственное живое существо, которому в этом мире нужен был только я, захлебнётся. И понял – это знак: не должен я ещё покидать твердь земную. Вспомнились ладошки дочери, возводившие в том странном сне стену между мирами, за которую так и не попал.
Я вернулся. Не пустила Бонька, смешная лохматая собачка, щенком подобранная где-то Маришкой, на лодку Харона.

***
- Как тебя зовут-то? – поинтересовался я у девочки.
- Анка, - нехотя ответила.
- А лет сколько? – хоть клещами тяни, закрылась в себе, глаза, как у испуганной лани.
- Четырнадцать.
- Не молчи, расскажи, почему с жизнью молодой расстаться решила.
Она только голову опустила.
Яичницу с колбасой, которую пожарил на скорую руку, глотала жадно, как будто боялась, что отнимут. Потом съела всё печенье из вазочки, запивая обжигающим чаем. Надкусила ароматное яблоко из моего сада и вдруг расплакалась так, как плачут малые дети, громко, взахлёб.
Я решил пока больше ничего не спрашивать, уложил на диван, накрыв тёплым одеялом. Уснула она быстро. Даже не представлял, что с ней делать. Понятно - не всё у неё гладко, хоть дети и склонны преувеличивать свои проблемы, но чтобы топиться…
Вечером после ужина вышли с Анкой в сад. Бонька тыкалась ей в колени влажным носом, девочка машинально поглаживала старую мою собаку и, казалось, начинала оттаивать.
- Ты меня не бойся. Вреда тебе не причиню. Зови дядей Сашей. Мы с тобой вместе решим, что дальше делать. Ну не топиться же. Выход должен быть, - увещевал я девочку.
- А если нет выхода, тогда как? – и столько отчаяния было в её голосе, что мне стало совсем не по себе. И с опаской: - Дядя Саша, а ты меня в детдом не сдашь? Я там не смогу.
- У тебя что, родителей нет?
- Как сказать? Батя помер, а мамка болеет, - тяжело вздохнула. – Умирает. Сейчас в больнице, как-то на хо называется.
- Хоспис?
- Да, кажется так. А меня хотели в детдом, по мне лучше утопиться, - все её слова были пропитаны недетской, какой-то отчаянной тоской.
- Разберёмся, Анка, разберёмся. Иди спать, ты же знаешь: утро вечера мудренее.
Я предоставил спальню в полное её распоряжение, а сам лёг на диване в комнате для гостей. Засыпал с мыслью: какой бы была Маришка в четырнадцать лет? Пытался представить и не мог – перед глазами всплывало лицо Анки.
Не сразу, но разговорить мне девочку удалось. Даже представить трудно, что пришлось пережить этому ребёнку. Жила себе хорошая девчонка Анечка в нормальной благополучной семье с любящими родителями. Отлично училась, музыкой занималась. Хоть и была маленькой «гостинка», где они втроём ютились, но уютна. А жизнь Анечки пронизана теплом и любовью.
Потом умерла бабушка – мамина мама. И семья приняла решение продать «гостинку» и дом в пригороде, доставшийся в наследство, - как раз хватало на первый взнос в долевом строительстве. Вечерами они все вместе мечтали, как заживут в «трёшке», и у Анечки будет своя личная комната. Тогда и о братике подумать можно. Однако мечтам сбыться не суждено было. И приклеился к ним ярлык «обманутые дольщики». Отец, трудившийся дальнобойщиком, бросил работу, чтобы заниматься возвращением денег, осевших в карманах мошенников. Ходил по разным инстанциям, устраивал пикеты, писал президенту. Так на митинге и умер – сердце не выдержало. Мама тяжело переживала утрату, но не спилась от горя, а всеми силами старалась выжить на учительскую зарплату, подрабатывая репетиторством, а вечерами мыла подъезды, чтобы хватало и на съёмную квартиру, и на школьные нужды, и на всё, чтобы только дочка не чувствовала себя изгоем. Худо-бедно выживали, пока мама не почувствовала себя плохо. Когда её забрали в больницу на первую операцию, Аня через соседку продавала недорогие мамины драгоценности и вещи. Родственников у них не было, и девочка боялась, как бы её не отправили в детдом – отец воспитывался в этом заведении и вспоминал о тех днях с болью и смятением.
А потом у мамы была вторая операция. И продавать было уже нечего. Ане исполнилось четырнадцать, она получила паспорт и попыталась устроиться на работу хоть куда-нибудь. Ходила и на почту, и в больницу – почтальоны да санитарки всегда нужны. Но везде получала отказ, видимо, не внушали доверия её юный возраст и худенькая фигурка. Мыла подъезды вместо матери, расклеивала листовки, однако денег катастрофически не хватало. И тогда решилась. Когда-то отец брал её в поездки, и там видела вызывающе одетых девушек вдоль трассы. Отец отмахивался, не отвечал, когда она спрашивала, что за девицы такие. Просветили подруги.
Так Анечка превратилась в Анку. Ей было противно. Настолько противно, что это понимали клиенты и даже за столь юный возраст платили не очень. Сначала её вообще тошнило, но деньги нужны были и за квартиру, и на питание, и маме на лекарства. Пересилила себя, свою брезгливость. Мужики особо не церемонились. Что забеременела, даже не сразу поняла. Живот начал расти, какой уж тут заработок. А маму тем временем перевели в хоспис умирать. Хозяйка квартиры жалела, платы не требовала, но приехала её дочь из Германии и убедила продать жильё, чтобы забрать мать к себе.
В квартиру пришли новые жильцы, которые комнату сдавать не собирались. Однако совестливые попались: чтобы девчонку на улицу не выгонять, заявили, куда следует. Последней каплей в её судьбе стал визит дам из опеки. Анка от них сбежала. Так осталась девочка без денег, без жилья, без родителей. И решила – лучше утопиться, чем в детдом.
- Понимаешь, дядь Саша, мне самой-то не прокормиться, а тут ещё довесок неизвестно от кого, - говорила Анка, отрешённо глядя в потолок. – Когда у человека никого нет, зачем ему жить?
- Погоди, Ань, людей-то на свете много, может, и ты кому-то сгодишься?
- И кому же? – горько усмехнулась.
- Мне, например. Будешь моей дочкой, - непроизвольно вырвалось, и я в эту минуту понял, что так оно и есть. - Знаешь, мои любимые жена и дочь погибли в аварии несколько лет назад. Честно, тоже топиться думал. Но Бонька меня образумила. Ты не против стать моей дочкой? – я волновался, задавая этот вопрос девочке, потому что уже всем сердцем хотел ей помочь, чувствовал ответственность, вырвав её у моря.
- Ты хороший, дядь Саш, - вздохнула. - Моего папу тоже Сашей звали, - прикусила губу, задумалась. – А что мы с этим делать будем? – Аня показала на свой живот.
- Ребёнок ни в чём не виноват. Главное, роди. Воспитаем. Завтра же поедем навестить твою маму.
Оставалось придумать, как документально оформить удочерение или опекунство. Я не спал всю ночь, ворочался, слушал шум моря в надежде, что оно мне подскажет выход. И к утру придумал.

***
На Анкину маму было больно смотреть. Она ещё всё понимала, но уже с постели не вставала. Взглянув на неё, я сразу понял – не жилец. Надо было действовать, пока она в сознании.
- Здравствуйте, Анастасия, - я пытался сдерживать эмоции. – Я по поводу вашей дочери.
Аня пока ждала в коридоре, не хотела, чтобы мать сразу увидела её живот.
- Она в детдоме? – буквально прошелестела Анастасия и судорожно сжала угол одеяла.
- Вам трудно говорить, просто выслушайте меня, - она кивнула, и я продолжил. – Не хочет Аня в детдом. Тут такое дело, - я волновался. – В общем, я хочу девочку удочерить, - тут же уловил в глазах больной страх и смятение. – Не подумайте, я не Гумберт – такого даже в мыслях нет. Просто у меня погибли в аварии жена и дочь, смысл жизни исчез. А Ане одной не выжить. Она ребёнка ждёт, сама-то девочка ещё, подросток. Поверьте мне, я хочу ей только добра.
Вошла Анка, присела у кровати. По лицу Анастасии катились слёзы. Аня закусила губу, взяла мать за руку.
- Мама, дядя Саша хороший. Он меня спас. У него дом у моря и классная собака.
- Что я могу сделать? – страх из глаз исчез, появилась надежда.
- Моя соседка работает в ЗАГСе, - торопливо заговорил я. – Скажем, что давно знакомы, хотели раньше пожениться, но болезнь помешала. Ираида нас здесь распишет, и я смогу удочерить Аню.
- Тогда поспешите, мне немного осталось, - Анастасия прикрыла глаза. И продолжала держать руку дочери, как будто боялась отпустить её от себя. Трудно было представить, что чувствовала эта женщина, больная, страдающая, которая скоро уйдёт из жизни и оставит любимого ребёнка без помощи и поддержки.
У кровати сидела в этот момент не Анка, прошедшая огонь, воды и медные трубы, а домашняя девочка-отличница Анечка.
Вошла медсестра, и мы покинули палату. Анечка тихо, почти беззвучно плакала.
Не буду рассказывать, сколько бюрократических препон мне удалось преодолеть. Я брал нахрапом: где давил на жалость, где откровенно выдумывал про нашу давнюю любовь с мамой девочки, даже взятками не брезговал. И всё получилось. Аня официально стала моей дочерью. В роддом девочку увезли прямо с кладбища, когда хоронили Анастасию.

***
Дома никак не усидеть. И вот я стою на дюне, глядя на море. Зимний ветер злится, и от этого Балтика кажется ещё более лохматой. Я нервничаю. Хочу закурить, но понимаю, что бросил это дело – скоро в доме появится маленький человек.
Что-то долго нет звонка… Я отгоняю тревогу – всё должно быть хорошо, иначе быть не может: хватит с нас испытаний. Проверяю телефон, не разрядился ли, есть ли сеть.
Наконец трель звонка знакомой мелодией прорывается сквозь ветер, и я слышу в трубке:
- Папа, девочка… три семьсот, крупненькая, поэтому долго так. Ещё толком не видела. Назовём Настенькой. Не возражаешь, дед? – голос взволнованный и уставший.
- Аня, Анечка, дочка, отлично. Поздравляю! И спасибо за внучку.
Слышу, как сердится чей-то голос: «Мамочка, хватит разговоров. Давай телефон. Сейчас тебе дочку принесут». Гудки.
А я улыбаюсь морю. Какое-то необъяснимое чувство переполняет меня, наверное, оно и зовётся счастьем. Теперь я отец и дед. Что же нужно для того, чтобы понять своё предназначение в этой жизни? Разве ещё внука… Вот выдам Анечку замуж. Она девочка хорошенькая и умненькая. И выучу. Нет, сначала пусть школу окончит, институт. Я с Настенькой помогу. А потом уже замуж. И мальчишку. Или ещё девочку, как получится. Бонька крутится у ног, лижет мою руку, как будто понимает, что всё у нас теперь будет по-другому.
Бывает же: выловил такой подарок в лохматой Балтике - свою судьбу.

Отлично, Галина. Мне понравилось. Даже слёзы набежали..

Спасибо, Леша! Сопереживание - это здорово!

Замечательно, Га! Молодец! Когда читала про аварию, вспомнила про ужасный случай здесь, в Уругвае... В конце ноября этого года семья белорусского консула ехала в Монтевидео. Ни дождя, ни грозы... Просто водитель не справился с управлением... За рулём был консул, единственный оставшийся в живых с тяжелейшими травмами. Жена и двое маленьких детей ( шестилетняя девочка и десятилетний мальчик) погибли на месте. Как теперь ему жить с этой болью?
К чему я тут про это? Рассказки твои из жизни. Подаренная тобой книга стала настольной. Перечитываю её бесконечное количество раз. Спасибо тебе за то, что пишешь и делишься с нами.

Ле, спасибо тебе за такие слова! Что может быть приятнее автору?

Галя, прочла. Но я не знаю что сказать, не мастер я свои чувства выражать словами.)) Просто - понравилось. Главное - не бросай писать.

Натка, спасибо! Очень рада тебе. А писать? Мож, и хотела бы бросить, да не получается.

Милая Галка, как я соскучилась по твоим рассказам пока находилась в "блокаде".так называемой.Сейчас пытаюсь нагнать упущенное,но для подстраховки нашла выход, теперь я твои рассказы распечатываю и потом читаю их на листочках. Спасибо, что ты есть, пиши почаще,очень жизненно.

Ур-ра! Серафимовна прорвалась. Спасибо тебе, Надюша. Очень рада, что читаешь.

Галина!

Юрочка, спасибо, что зашел на мою страничку! Это так приятно - знать, что друзья читают...

Галина пишет: Это так приятно - знать, что друзья читают...

Читают.Галинка,читают. Все всё читают.Вот только не всегда отписываются...А рассказ классный!

Спасибо, Танечка! Я рада, что нравится.

Неизлечимая инфекция

Анфиса уже минут сорок крутилась перед зеркалом. Со стороны могло показаться, что она строит рожицы, словно обезьянка. Однако это было не так: Анфиса готовила домашнее задание, которое дал руководитель драмкружка Юрий Иванович. Она должна мимикой изобразить равнодушие, восторг, печаль, смятение, страх, озабоченность. Ей казалось, что неплохо получается.
- Борька, иди сюда, - позвала она младшего брата, - помощь нужна.
- Ну чё? – брат нехотя подошёл.
- Посмотри на меня, как думаешь, что выражает моё лицо? - Анфиса старательно изображала озабоченность.
Борька смотрел на неё, наклоняя голову то вправо, то влево, потом раздумчиво произнёс:
- В туалет хочешь? Сильно?
- Ты нарочно, да? И попросить ничего нельзя, тоже мне, брат…Фиг я тебя отмажу от уроков, чтобы на премьеру пришёл, - горячилась Анфиса.
- Да чё ты разворчалась, как бабка старая? Уж и пошутить нельзя. Кстати, сейчас твоё лицо выражает гнев, - Борька заискивающе посмотрел на сестру. - Правильно?
Анфиса щёлкнула брата по лбу и повернулась к зеркалу. В который раз критически себя осмотрела. Волосы тонкие, не пышные, зато «цветом в осень» - очень ей нравилось есенинское сравнение. Нос длинноват, но в будущем это поправимо. Глаза небольшие, а цвет у них необычный – фиалковый. А что ресницы и брови белесые, так всегда можно воспользоваться тушью и краской для бровей. Артистки и не должны быть сплошь красавицами. Главное – талант.

Её увлечение театром началось год назад, когда в школу пришёл новый учитель рисования Юрий Иванович Маслов. Раньше он работал в местном драматическом театре художником. Однако, по его словам, всегда мечтал быть режиссёром, вот и создал драматический кружок. А Анфиса твёрдо решила – после школы в театральный поступать будет, если не во ВГИК, то в «Щуку». Родители относились к этому её решению как к несерьёзному. «Только экономический, - твёрдо говорил папа. – Актрисульку в своём доме не потерплю!» «Анфиса, доченька, нужно серьёзнее смотреть на вещи, - вторила мама. – Экономист – это престижно и надёжно».
Да только Анфиса слушала Юрия Ивановича:
- Если ты, Звягинцева, хочешь сыграть Джульетту, сначала покажи себя в роли обыкновенной Бабы Яги. Мне кажется, ты уже поймала бациллу любви к театру, а вылечить эту инфекцию довольно сложно, потому что больной излечиваться обычно не желает. А если ещё микроб славы добавится, тогда вообще, пиши пропало.
Анфиса бредила премьерой, которая должна была состояться на новогоднем утреннике для младших классов. Роль очень ответственная, хоть и не главная. И даже отрицательная. Она играла ту самую обычную Бабу Ягу, которая должна была предшествовать Джульетте. Сюжетик простой, конечно, но для премьеры – как раз то, что нужно. Бармалей, Леший и Баба Яга, объединённые Юрием Михайловичем в одну сказку, мешают Деду Морозу и Снегурочке отдать детям новогодние подарки. Добро побеждает зло, и начинается концерт: детки водят хороводы, поют песни, рассказывают стихи, танцуют и получают свою пайку радости в виде мешочка со сладостями.
Завхоз Кузьмич, которого Юрий Иванович привёл из того же театра, потому что у него руки золотые, соорудил для Бабы Яги ступу, изобрёл механизм, чтобы ступа могла летать вместе с Анфисой.
Девочка отошла от зеркала, быстро оделась и крикнула:
- Ма, я на последний прогон!
- Это что ещё за зверь? Четверть не кончилась. Уроки сделала? Прогон какой-то… - ворчала недовольно мама.
- Генеральная репетиция это, а по-нашему - прогон, - и Анфиса скрылась за дверью.
Как ни спешила, всё-таки опоздала немного. В актовом зале было оживлённо: мальчишки-актёры кидали друг другу какую-то подушку с лямками, а второклассник Лёшка, из любопытства нелегально просочившийся в актовый зал, безуспешно пытался поймать эту подушку. Юрия Михайловича в зале не было видно, и Анфиса вздохнула с облегчением, может, опоздания и не заметит – не любил режиссёр опозданий. И вдруг откуда-то сверху раздался голос режиссёра: «Звягинцева! Опять опаздываешь. Мальчики, отдайте горб Звягинцевой. Это реквизит, а не игрушка!» Анфиса вздрогнула, подняла глаза и увидела Юрия Ивановича в ступе под потолком. Картинка та ещё! «Кузьмич, опускай! Выдерживает…» - прокричал режиссёр.
В актовый зал вошла завуч по воспитательной работе Тамара Алексеевна, которая в данной пьесе играла Снегурочку. И хотя на внучку Деда Мороза она не тянула по возрасту и комплекции, отказать ей в роли не было никакой возможности, потому как она поставила условие: «Либо я на сцене, либо спектакля не будет. Всё должно быть под контролем».
Ребята сразу стихли, швырнув подушку, оказавшуюся горбом Бабы Яги, Анфисе и стали надевать костюмы. Второклассник Лёшка моментально растворился за дверью. Юрий Иванович уже спустился на сцену и отдавал команды. Тамара Алексеевна, пытаясь влезть в шубку Снегурочки, удивлённо спросила:
- Позвольте узнать, а где ёлка? Дерево уже должно стоять на сцене.
- Звиняйте, Лексевна, - Кузьмич почесал за ухом и произнёс: - бухгалтерша что-то напутала, деньги за ель только сегодня ушли. Вы же знаете классику – «утром деньги, вечером стулья». Обещали к вечеру ель доставить. Крепёж я уже приготовил. До начала спектакля успеем нарядить. Вон там дерево будет стоять. У меня всё рассчитано. Ступа опустится в аккурат за ёлкой, - Кузьмич показал на круг, нарисованный мелом.
- А девочка не выпадет? Вы же понимаете, какая это ответственность?
- Обижаете. Там ремень страховочный, и карабин слона выдержит, - забухтел Кузьмич. – На Иваныче опробовали.
- Да Иван Кузьмич - инженер-механик, почётный рационализатор. Он в театре такие вещи делал: у него Маргарита по всей сцене летала, как настоящая ведьма, - с жаром вступился Юрий Иванович за друга. – Полёт Бабы Яги – главная фишка спектакля.
Прогон прошёл без сучка без задоринки. Анфиса в костюме Бабы Яги с метлой летала в ступе над воображаемой ёлкой. Все артисты справились с задачей, уложившись в положенные сорок пять минут.

Наступил долгожданный день премьеры.
Утром техничка тётя Зина начисто вымыла сцену. Под её тряпкой исчез и меловой круг. Уже собираясь уходить, уборщица увидела записку, приколотую к кулисе. Крупными буквами на картонке значилось: «Меловой круг не стирать!!!» Тётя Зина чертыхнулась, прикинула, где был нарисован круг, поставила ведро и обвела его мелом.
Потом Кузьмич с Юрием Ивановичем на месте круга укрепили бочку, обёрнутую фольгой, которую сдвинуть с места было невозможно. Ствол дерева поместили в крестовину и при помощи нехитрого приспособления, сделанного Кузьмичом, поместили ель в бочку. Проверили – дерево не шатнулось ничуть. Мужчины быстро украсили ветки мягкими игрушками, самодельными бусами, гирляндами, снежинками и блестящим дождём. Вместо лампочек настроили проектор по последнему слову техники.
И вот Анфиса-Яга, сильно волнуясь, вышла на сцену и попыталась удержать зал, который ещё не угомонился:
- Леший, глянь, вот это ёлка!
И услышала ответ Сеньки Лапина, игравшего роль Лешего:
- Замолчи ты, балаболка…
Это праздник для ребят.
Ох, не рад я, ох, не рад.
Анфиса справилась с волнением и уже более уверенно продолжила:
- Прав ты, Леший дорогой,
Не позвали нас с тобой.
Им подарки и конфетки –
Не позвали злые детки.
А давай побезобразим –
Детворе испортим праздник.
Леший тоже текст хорошо помнил:
- Ты, Ягуся, молодец –
Ёлку свистнем – и конец!
Анфиса уже совсем освоилась на сцене, к тому же возня в зрительном зале прекратилась, и малышня внимательно слушала их диалог:
- Леший, сам ты балаболка,
Не поднять нам эту ёлку.
Но недаром я бунтарка,
Украдём у них подарки.
А чтоб было всё быстрее,
Полечу за Бармалеем.
Анфиса залезла в ступу, которая находилась за занавесом, пристегнулась страховочным ремнём и подала условный сигнал клаксоном. Ступа начала медленно подниматься, постепенно смещаясь к центру зала. Никто не знал, что глазомер тёти Зины оказался не совсем точным. Анфиса удивилась: канат сильно цеплял ветки дерева - несколько игрушек упали на сцену. Как только актриса в реквизите оказалась выше ёлки, после следующего сигнала, ступа стала раскачиваться чуть вверх – чуть вниз, изображая полёт. Баба Яга приложила руку козырьком к глазам и сверху с чувством проговорила реплику:
- Бармалей, там Леший ждёт,
Ну а я опять в полёт.
Ты давай быстрее шаркай –
У детей возьми подарки.
К ним зайди и под шумок
Спрячь с подарками мешок.
Анфиса взмахнула метлой. Роль её почти закончилась. Осталось только в финале выйти со всеми злодеями - просить прощенья у малышни и водить с ними хоровод. Анфиса подала сигнал, но ступа, которая должна была опуститься в аккурат за ёлкой, как обещал Кузьмич, не сдвинулась с места. Актриса пожала плечами и стала ждать, сверху наблюдая, как Бармалей и Леший воруют мешок с подарками. На сцене всё шло своим чередом. Анфиса ещё раз нажала на клаксон. Ступа не двигалась.
Кузьмич у шкафчика управления, который находился со стороны коридора, ждал последнего сигнала, чтобы опустить ступу, но в это время ему на мобильник позвонила физичка:
- Иван Кузьмич, в кабинете физики Ньютон сейчас упадёт кому-нибудь на голову. Срочно надо что-то делать.
- То яблоки на голову Ньютона падают, то Ньютон на чью-то голову… - проворчал Кузьмич. – Но я занят.
- Вы издеваетесь? – завопила в трубку физичка. – Кто будет отвечать, если Ньютон прибьёт кого-нибудь?
Кузьмич прикинул: должен успеть посмотреть, что можно сделать с Ньютоном, пока нет условного сигнала. Кабинет физики располагался на этом же этаже. Завхоз закрыл шкаф управления движением летающего реквизита на ключ и поспешил разобраться с непослушным Ньютоном, довольно массивный портрет которого действительно мог вот-вот рухнуть.
В это время шестиклассник Вася Ченчик, прикидывая, как бы прогулять контрольную по алгебре, проходил по коридору около актового зала. Его внимание привлёк большой ящик на стене. Возможно, пытливый мальчик прошёл бы мимо, но Васю остановил торчащий в замке ключ. Ченчику стало безумно любопытно, что находится в ящике. Он огляделся по сторонам и повернул ключ. Впрочем, ничего особо интересного там не было: какие-то ручки, тумблеры, цифирки и две кнопки. Мальчишка нажал сначала зелёную, подождал. Ничего не происходило, а он-то думал, что завоет сирена и отменят полугодовую контрольную. На всякий случай нажал красную, ещё подождал и щёлкнул тумблером. И опять ничего. Ченчику стало неинтересно, он закрыл шкафчик, оставив ключ в замке, как было.
Анфиса скучала над ёлкой. Вдруг ступа медленно поехала сначала вверх, потом вниз, только почему-то опустилась не за ёлкой, а попала прямо между веток. Иголки царапали руки и лицо. Где-то на середине дерева ступа остановилась и опасно накренилась. Испугавшись, что реквизит перевернётся, и она повиснет вниз головой, Анфиса страховочный ремень прикрепила к стволу ели и осталась висеть среди раскидистых еловых лап, отплёвывая иголки.
На сцене уже был найден мешок с подарками. Малыши готовились к концерту. Леший и Бармалей подружились с ребятнёй. Юрий Михайлович не увидел Бабу Ягу, хотя канат не висел над ёлкой, решил, что Кузьмич опустил ступу, а актриса скрылась за кулисами, забыв о финальном аккорде. А Анфиса не знала, как незаметно подать знак режиссёру, чтобы её вытащили, и злилась на всех и вся, но ведь не срывать же спектакль!
Кузьмич, закрепив Ньютона, с ужасом обнаружил, что не знает, где ключ от шкафчика. Он перерыл все карманы – ключа нигде не было. Вернувшись к пульту управления реквизитом, он уже готов был понести заслуженную кару, когда увидел торчавший в дверце ключ. Вздохнул с облегчением, но открыв шкафчик, Кузьмич увидел, что тумблер находится в нижнем положении.
- Сами справились, могли и подождать, ну повисела бы лишних пять минут – в театре и не такое бывает. Просил же ничего не трогать, - ворчал в усы завхоз. – Зачем-то оставили канат внизу, предупреждал же, что его место под потолком. Не дай Бог, споткнётся кто.
Он заглянул через щёлочку в зал. Дед Мороз и Снегурочка развлекали малышей. Анфисы нигде не было видно, ступы тоже. И с чувством выполненного долга Кузьмич нажал зелёную кнопку. Подождал, когда канат поднялся в максимально высокое положение и поставил на стопор. Правда, удивился, что механизм работал странно медленно. Убедившись, что всё закреплено, Кузьмич закрыл шкафчик, проверил ключи и удалился в свою каптёрку, где включил старенький телевизор и тотчас задремал.
Анфиса поняла, что придётся ждать окончания спектакля среди ветвей. Она уже смирилась с этой мыслью, как вдруг ступа дёрнулась и поплыла вверх. И всё бы ничего, но ёлка, плавно вынырнув из бочки вместе с крестовиной, медленно последовала за ступой. Как раз в тот момент, когда Яга с елью отправились в очередной полёт, перед ёлкой опустился большой экран, на который проецировали красивое лесное озеро, а три девчушки-второклассницы начали изображать «маленьких лебедей» под аккомпанемент учительницы пения. И удивительный полёт Анфисы никто не видел и не слышал.
Дерево макушкой достигло потолка, но канат продолжал подниматься. Макушка накренилась, а Анфиса двумя руками схватилась за ствол. Карабин отстегнуть не решилась и зависла почти под потолком вместе с ёлкой.
На сцене смолкла музыка Чайковского, девчушкам аплодировали. В это время поднялся экран, и зрители увидели потрясающую картину: Баба Яга под потолком крепко держала ёлку. Малыши заволновались, начали подавать реплики. Дед Мороз и Снегурочка сидели спиной к взлетевшей ступе и не могли понять, почему из зала доносятся крики: «Баба Яга украла ёлку!» Крики становились всё настойчивее, тогда Юрий Иванович обернулся… И онемел. Под потолком висела ёлка в почти горизонтальном положении, в её ветвях в ступе сидела Звягинцева, а из еловых лап торчала метла.
Анфиса была вне себя. Под потолком - жарища. Очень хотелось пить. Жгло оцарапанные руки. Ноги затекли в неудобной позе. И никому до неё никакого дела. «Тоже мне, актриса погорелого театра, - злилась девочка. – В экономический пойду. Оно надо – такие перлы выдавать. Пусть другие покоряют театральные вершины, а с меня хватит…» Хотелось разреветься, но она сдерживалась. Тут актриса увидела, что внизу её заметили. Надо было спасать положение, и Анфиса хорошо поставленным сценическим голосом произнесла тут же придуманную реплику:
- Буду дальше я проказить
И испорчу детям праздник.
Юрий Иванович что-то ответил, а Снегурочка выбежала в коридор и стала набирать номер Кузьмича. Тот не отвечал. Она рванула в подвал. Из каптёрки доносились звуки какого-то боевика и оглушительный храп. Стучаться было бесполезно. Тамара Алексеевна сама потом удивлялась, как с её-то комплекцией она резво скакала по этажам за дубликатом ключа от убежища завхоза.
Кузьмич не сразу понял, зачем Снегурочка трясёт его за плечо, утирая лоб фальш-косой, что она кричит по поводу ёлки под потолком, и пытался нырнуть обратно в приятный сон, который только что видел. Наконец завхоз был благополучно разбужен.
Анфиса почувствовала очередной толчок, и ёлка со ступой, метлой и актрисой медленно поехала вниз. Яга должна была как-то объяснить это действие и, высунувшись из ветвей, надеясь на скорый конец плену, весело произнесла:
- Что за праздник втихомолку?
Забирайте вашу ёлку.
Дед Мороз на сцене откликнулся:
- Скоро праздник – Новый год!
К нам, Ягуся, в хоровод.
Детки, вы за то, чтобы пригласить на наш праздник Бабу Ягу, Лешего и Бармалея, ведь они исправились и больше не будут безобразничать?
Из зала раздалось разноголосое: «Да!»
Пока Дед Мороз раздавал оставшиеся подарки, а Снегурочка пыталась отдышаться, Кузьмич помог Анфисе выбраться, отстегнул ступу и от ёлки, и от каната, поставив её за кулисами, вернулся к своему агрегату и отправил канат в исходное положение.
Дети вместе с артистами встали в хоровод и с удовольствием брели вокруг вернувшейся на место ели, бодро напевая: «В лесу родилась ёлочка…»
В заключительном аккорде представления артисты вышли на поклон. Всем громко хлопали, а когда Анфиса появилась на сцене, овации были настолько бурными, что казалось, дети отобьют ладошки. Юрий Иванович улыбнулся, похлопал Бабу Ягу по плечу и тихо произнёс:
- Молодец, Звягинцева! Детей не обманешь. Получится из тебя актриса. Завтра начнёшь репетировать Джульетту.
Теперь, помимо бациллы любви к театру, добавился ещё и микроб славы. А как сладко сосало под ложечкой…
«И что за дурные мысли в голову лезли? Ну повисела под потолком, помучилась малость, подумаешь, - под бурные аплодисменты довольно рассуждала Анфиса. – Зато за такой успех можно и дольше висеть, хоть с ёлкой, хоть с палкой». Она уже в который раз выходила на сцену на поклон, чувствуя приятное покалывание в затёкших конечностях. И представилась ей большая афиша, где крупными буквами написано: «Режиссер-постановщик Квентин Тарантино. В главной роли Анфиса Звягинцева». Сомнений больше не осталось: «Какой из меня экономист? Актриса. И только актриса. Сто раз прав Юрий Иванович - инфекция неизлечима».

Даже в такой ,откровенно детской рассказке, Королева детектива осталась верна себе.
Мне понравилось,добрый новогодний рассказ.

Молодец, Га! Здорово!

Танечка, Ле, спасибо!
А теперь сказка.

Девочка и кошка
Хотите верьте – хотите нет. Эта история произошла тридцать первого декабря в городе Вильнюсе. Вильнюс – старый добрый Вильнюс, столица маленькой прибалтийской страны Литвы. Город уже отметил Рождество и готовился к встрече Нового года. Самая красивая ёлка, окружённая уютным рождественским городком, где шла бойкая торговля национальными лакомствами, горячими напитками и сувенирами, украшала центр Вильнюса. Всюду можно было увидеть спешащих куда-то Санта-Клаусов. Нарядный сияющий город заманивал жителей и туристов в праздник. Если встать спиной к Кафедральной площади и пройти вперёд по центральному проспекту Гедиминаса, можно попасть в одно волшебное место. Но об этом позже…
Две девчонки, Линда и Велта, гуляли по старому городу в прекрасном настроении. Они прокатились по центру на праздничном поезде, который сверкал разноцветными огнями, полюбовались на забег Санта Клаусов, попытались сосчитать Ангелов. А вы не знали? Благородный Вильнюс называют ещё и городом Ангелов. В нём так много старых и современных статуй с крыльями, что ещё никому не удалось сосчитать их точное количество. Ещё говорят, что они по ночам перебегают с места на место и приносят счастье добрым людям. Ой, я отвлеклась. Вернёмся к нашим девчонкам.
Каждой уже исполнилось по двенадцать лет, и, конечно, в реального Санта Клауса они не верили. Но зато твёрдо знали, что письма сказочному герою писать нужно – новогодние подарки ещё никто не отменял.
- Линда, ты о чём попросила Санту? Как и договаривались, коньки, да? – Велта посмотрела на подругу. – На площади Лукишкес будет работать каток с весёлой музыкой, и я хочу пойти туда с тобой.
- Велта, да, я написала про коньки, - Линда слегка замялась. – Только знаешь, у меня есть ещё одно самое заветное желание… Понимаешь, желание из желаний. И про него я тоже написала.
- Расскажешь?
- Вот у тебя есть два братика и пудель Чарлик. А я одна. Мне тоже очень нужен друг, о котором я бы могла заботиться, - Линда сжала руку подруги и мечтательно прикрыла глаза. – Я очень хочу кошку, ласковую, пушистую.
- Не грусти, Линда, я знаю, куда мы с тобой сейчас пойдём – в одно уютное, пушистое и мурчащее место.
Девчонки взялись за руки и пошли вперёд по проспекту Гедеминаса. Они остановились перед завлекательной вывеской «КотоКафе», а потом открыли дверь и вошли внутрь, даже не догадываясь, какая волшебная история их ждёт впереди. Девочек встретила администратор и рассказала, как нужно себя вести в этом заведении:
- Девочки, для начала наденьте бахилы, потом вымойте руки с мылом, только после этого вы сможете гладить наших питомцев. У нас нельзя громко разговаривать. Если захотите покормить кошек, то за два евро можете купить им корм. Вы тоже должны себе что-то заказать. И запомните, наших кошек и котов будить и обижать нельзя.
Подруги заняли небольшой столик в углу помещения, и тут же кошки подошли к ним поздороваться, окутав девочек беззаботностью и игривостью. Коты были кругом. Пятнадцать живых усатых пушистиков бродили между столиками, играли, спали – заполняли собой всё пространство. И повсюду изображения котов: на стенах, на подушках, на скатертях, и даже печенька, которой угощали каждого посетителя кафе, была в форме кота.
Питомцам тут не отказывали ни в чём - спальные места, игрушки, поилки, кормушки, плюшевые мышки. Всё говорило о том, что настоящими хозяевами в этом кафе были не люди, а кошки и коты.
Девочки заказали картофельные блинчики с грибами, карамельные вафли, душистый чай. И, пока ждали заказ, пошли знакомиться с кошками.
- Смотри, какая пушистая дама! А это явно кавалер, - восторгалась Велта.
- Это Варвара, - улыбнулась официантка. – А этот красавец – Боб.
- А как зовут эту прелесть? – Линда, не отрываясь, смотрела на чисто белую кошку, вальяжно развалившуюся в коробке. Белоснежная красотка приоткрыла голубой глаз и с не меньшим интересом наблюдала за Линдой.
- Это наша Ника. Очень своенравная киса, любимица хозяйки. Волонтёры спасли её от усыпления. Дело в том, что эта кошка не слышит, хотя игрива, любит бегать за солнечным зайчиком. У неё самый громкий голос и отменный аппетит. Эта белая мурчалочка ни к кому не идёт на руки.
Девочка подошла к приглянувшейся кошке и погладила её, в ответ раздалось мягкое мурлыканье.
- А можно её купить? – вырвалось у Линды.
- Наши кошки не продаются. Они все попали к нам из приюта, у каждой своя история, - официантка потрепала Линду по голове. – Если хочешь, можешь спуститься вниз к хозяйке госпоже Катрине и поговорить с ней о Нике.

Линда взяла кошку на руки, и белоснежка не стала кусаться, царапаться и вырываться.
- Надо же, - удивилась официантка, - никто не мог удержать её на руках больше, чем пару секунд.
Девочка с кошкой на руках стала осторожно спускаться вниз по крутой лестнице, разглядывая портреты пушистых обитателей кафе, висевшие на стенах.
В подвале Линда растерялась. Слева от лестницы около туалетных комнат ярко горел свет, а справа царил полумрак. Девочка пошла по коридору, и ей показалось, что всё происходящее стало нереальным, как будто она переступила какую-то невидимую границу - повеяло холодом и сыростью, и только кошка согревала Линду своим теплом. Коридор никак не кончался, и девочке было как-то не по себе, даже немного страшновато. Она уже хотела возвращаться, когда упёрлась в массивную старинную дверь. И только хотела постучать, как дверь отворилась.
За громоздким столом сидела худенькая грациозная женщина в чёрном платье. Она встала, посмотрела на Линду глаза в глаза и вдруг заговорила:
- Здравствуй, девочка! А вы похожи с Никой – ты такая же беленькая и своенравная, только глазки у тебя не голубые, а зелёные. И это очень хорошо. Я тебе всё расскажу, главное, ничему не удивляйся. Я уже увидела, что ты человек Кота, иначе бы Ника никогда не пошла к тебе на руки. Как тебя зовут?
- Линда, - девочка ещё не могла понять, что с ней происходит, и только сильнее прижимала к себе кошку.
- Ты веришь в чудо?
- Я уже взрослая, чтобы верить в сказки, мне двенадцать лет, - ответила Линда, не догадываясь, что хочет от неё эта странная женщина.
- Что ж, дорогая, придётся поверить, ведь сегодня временна́я грань. Знаешь, я в прошлой жизни была кошкой и один раз в году могу совершать чудеса для своих сородичей. Слушай меня внимательно и не перебивай. У Ники на шее всегда есть маленький колокольчик, чтобы её легко можно было найти. Она не слышит окружающий мир – так часто бывает у белых кошек с голубыми глазами, правда, это не мешает ей наслаждаться им в полной мере, но… Есть шанс, что Ника будет слышать. Однако для этого ты должна поверить в чудо, тогда сможешь помочь ей обрести слух. Ты готова?
- Конечно. Я хочу, чтобы моя любимица слышала, как я буду шептать ей ласковые слова. А чудо – это же так интересно! Но я смогу забрать Нику к себе? И что я должна делать? Мама не будет ругаться? – сыпала Линда вопросами.
- Тогда слушай, - госпожа Катрина перешла на загадочный шёпот. - Ты должна стать Никой, а Ника – тобой. Это ненадолго. Как только время шагнёт в следующий год, всё вернётся на свои места, и лишь глаза у Ники станут зелёными, как у тебя. И она будет слышать. К тому же вы обе лучше поймёте друг друга. И если Ника не будет возражать, ты оставишь её у себя. А я найду другую белую потерянную и одинокую кошку, которая будет жить здесь вместо Ники и обретёт своё кошачье счастье. Ты можешь доверять девочке, которая ждёт тебя наверху?
- Конечно, мы дружим с детского сада, - Линда пыталась понять, шутит госпожа Катрина, или в Новый год действительно есть место чуду.
- Тебе понадобится её помощь, потому что Ника не знает, где ты живёшь. Держи переноску, в которой сегодня будешь добираться до дома, - вдруг Ника резко соскочила с рук Линды и забралась в этот временный домик, как будто поняла слова Катрины. - Лишь только дверь кафе за вами закроется, ты превратишься в кошку, а Ника - в девочку. Не переживай, она смышлёная. Дальше вы сами разберётесь. Удачи!
Линда ничего не успела ответить. Мимо промелькнул силуэт чёрной кошки, приветливо махнувшей хвостом. И не было больше таинственного кабинета с громоздким столом, а девочка стояла около лестницы и держала в руке кошачью переноску, из которой послышалось громкое протяжное: «Мя-я-я-у…»
Велта, ожидая подругу, играла с котами. Они были такими милыми, что время пролетело незаметно. Линда подошла к подруге и озабоченно сказала:
- Вел, нам нужна твоя помощь. Только ты должна быть готова к тому, что под Новый год могут случаться чудеса.
- Чудеса – это же так здорово! Конечно, я помогу, расскажи, что я должна делать.
Велта выслушала подругу очень внимательно, потом спросила:
- А эта госпожа Катрина не пошутила?
- Не похоже. Давай рассчитаемся и проверим.
- А не боишься?
- Ну побуду немного кошкой, зато буду знать, как себя чувствует Ника.
К девочкам подошла официантка:
- Вы можете идти. Всё за счёт заведения – так распорядилась госпожа Катрина.

Как только дверь кафе закрылась за девочками, Линда почувствовала какой-то толчок, как будто мир сместился, перевернулся, и всё вдруг стало большим, а она смотрела на окружающее из окошечка переноски, которую держала в руках подруга.
А Ника пошатнулась и крепко вцепилась в локоть Велты, чихнула и проговорила:
- Как шумно! Я не привыкла - никогда ничего не слышала. Когда мы уже будем дома?
- Не капризничай. Мы с Линдой живём рядом, но мне нужно зайти к себе домой, а то у меня мобильник разрядился. Мама будет волноваться. Сейчас мы пойдём на троллейбус. А ты смотри, слушай. Когда ещё снова станешь девочкой?
- Кошкой быть лучше. Кошку гладят, кормят, дают спать, сколько хочется…
- Не всем кошкам так везёт. Некоторые сами себе добывают пищу и ищут место под солнцем, особенно когда холодно.
- Да знаю я. У меня было тяжёлое детство… - Ника поморщилась. - И эта курточка не греет совсем. То ли дело моя шубка. Как вы только живёте без усов и хвоста? Это же неудобно. Кстати, а у Линды есть то, что мне нужно? Корм, мисочки, туалет с наполнителем, лежанка, игрушки?
- Ох, Ника, всё тебе и сразу. Недалеко от нашего дома есть нужный магазин. Зайдём, поможешь мне выбрать то, что необходимо.
Остальную дорогу Ника молчала, лишь с любопытством вертела головой в разные стороны. Линда хотела что-то сказать, но кроме протяжного «мя-я-я-у» у неё ничего не получалось. Ей было скучно. Однако ничего не поделаешь – сама решилась на эту авантюру, зато потом белая кошка Ника будет слышать. Они обязательно подружатся.
У Велты дома Ника сразу рванула к наряженной ёлке и радостно стала трогать колючие веточки. От мерцающей лампочки мелькнуло световое пятно на стене, и Ника азартно попробовала его поймать.
- Надо же, - удивилась Велта, - с виду вроде девочка, а на самом деле кошка. - Потом пошла на кухню к маме: - Мам, мы сейчас зайдём к Линде. Только дай немного денег, пожалуйста.
Вдруг раздался громкий лай и истошный визг, как будто Нику рвали на части. Велта с мамой побежали в комнату и увидели странную картину: Ника взобралась на спинку дивана, а Чарлик пытался её достать в прыжке. Лай перемешивался с визгом. Мама Велты еле успокоила пёсика, взяв его на руки.
- Что с тобой, Чарлик, ты же знаешь Линду. Никогда такого не было, - тут она заметила переноску. – А… вот в чём дело, вы кошку принесли.
- Пойдём быстрее. Нам в магазин ещё идти, - проговорила Ника и быстро стала пятиться к входной двери, позабыв и про ёлку, и про световое пятно на стене.
По магазину Ника ходила как истинная женщина.
- Ты смотри, чтобы края миски не мешали усам. И не надо такую узкую для воды – у меня же нет клюва, - ей хотелось и лежанку, и кошачий домик, и разных мышей, но Велта охладила её пыл. В результате они купили только самое необходимое. Девочка прыснула, когда услышала слова продавщицы:
- Надо же, кошка спокойно лежит в переноске, а хозяйка хватается за всё, как будто себе выбирает…
Наконец вся компания оказалась в конечной точке своего похода.
- Туалет нужно поставить здесь, а тут мисочки, - командовала Ника. – И вообще я есть хочу. Вот сюда насыпь сухой корм, а сюда – жидкий.
- Ага, как же, пока тебе придётся есть то, что на столе будет. Бедная Линда – не поесть праздничных вкусностей, - пожалела подругу Велта.
В это время Линда выбралась из переноски и бегом побежала в туалет, вскочила на унитаз: было очень неудобно, но она-таки сделала свои дела. Ника наблюдала за этим действом с удивлением.
- Ну нет, это мне не нравится. Я, пожалуй, буду пользоваться своим туалетом, потерплю пока.
В квартиру вошла мама Линды, увидела девочек и кошку. Ещё ничего сказать не успела, как Ника тоном, не терпящим возражения, произнесла:
- Это Ника. Она будет жить здесь. Её надо кормить, играть с ней, чистить её туалет и не будить, когда она спит.
- Вот и хорошо, - улыбнулась мама. - Только всем этим будешь заниматься ты, доченька.
Линда громко мяукнула, выражая согласие, а Ника кивнула и тут же побежала к ёлке, радостно трогая разноцветные шарики.
Велта ушла домой, тихо шепнув подруге-кошке: «Надеюсь, всё будет хорошо, и ты снова станешь девочкой. Ника, конечно, замечательная, но она всё-таки кошка». Линда мяукнула в ответ и стала бродить по квартире как неприкаянная. Ника, устав скакать вокруг ёлки, пристроилась в кресле, свернулась калачиком и задремала, чем вызвала озабоченность мамы – уж не заболела ли дочка.
За час до Нового года пришли гости. Мама разбудила Нику. Сын маминой подруги постоянно норовил потискать Линду. Та вырывалась, пищала и царапалась. Она хотела любимых пирожных, а мама насыпала корм в мисочки. Зато Ника исхитрилась взять в горсть сухой «вискас» и с удовольствием погрызть. За столом она сидела на мягком пуфике, который сразу присмотрела, а из салата выковыривала мясо. Казалось, это мучение для кошки и девочки никогда не кончится. Каждая хотела стать собой.
Но всё идёт своим чередом - время вступило в следующий год, и тут же Линда поняла, что мир обрёл прежние очертания. Чудеса тоже не вечны. Первым делом она подсела к столу и съела пирожное, потом отнесла спящую на пуфике Нику в свою комнату и позвонила подруге:
- Велта, всё нормально, я уже не кошка. Завтра идём на каток.
- Уф, я волновалась, - облегчённо вздохнула подруга. – Как Ника?
- Совсем умаялась от впечатлений. Спит. Такая мимишка прелестная. Я рада, что она со мной. Мне кажется, она не против остаться у меня. Тоже спать пойду, как только гости уйдут, - зевнула Линда. – До завтра.
- Пока. Кстати, характер у твоей мимишки совсем не мимишный, - предупредила Велта. – Только мы всё равно их любим. До завтра.

А Вильнюс, старый добрый Вильнюс продолжал праздновать Новый год. Лишь в КотоКафе мирно спали коты и кошки, одно место было пока свободно.
Люди запускали фейерверки, пили шампанское, веселились. И никто не замечал, как ангелы перелетали с места на место, спеша поделиться счастьем с добрыми людьми. Но это уже совсем другая история.

Хорошая сказка, Га! Молодец!