Долго молчать Ворона не смогла, и к вечеру Сокол уже знал всё – обо всех и обо всём происходящем на озере. Она тараторила как сорока, а Сокол молчал, и это молчание, принятое Вороной за слушание, дало ей возможность излиться фонтаном новостей, собственных суждений, оценок и отношения ко всему, что творилось вокруг. Проговорив всё это вслух – она и сама на многое посмотрела по-другому, обнаружив попутно, что жизнь на озере не просто «хороша», она еще и увлекательна.

- Как же повезло мне с этим озером, - думала не на шутку увлёкшаяся этими разглагольствованиями Ворона, заканчивая очередное повествование в полной уверенности, что Сокол внимательно её слушает, а возможно даже – благодарен ей, за её рассказы.

Но для Сокола – погружённого в свои собственные мысли – всё, о чём рассказывала Ворона, пролетало мимо, не задерживаясь в его голове… каждый из них думал о своём, и диалога у них так и не получилось.

Вороне надоело наконец, болтать не получая ответа. Пожав плечами, она вернулась на своё излюбленное место и теперь откровенно скучала, раскачиваясь вместе с веткой.

- Нечем заняться; дел настоящих – нет. Ну, что это за «дела»? - думала она, - почистить пёрышки, позавтракать, посидеть молча рядом с Белым Соколом, послушать песни Соловья… Никакие это не дела, так – мелочи… ненастоящие это дела… Нет настоящих дел, одна скууука… Здорово, конечно, иногда помолчать… но – иногда… Нельзя же жить молча.

- Может, он дал обет молчания? – мелькнуло у неё в голове.

- Нет, всю жизнь молчать – неинтересно, - заключила она, и, остановив свой взгляд на Лебеди, проплывавшей под нею, невольно ей позавидовала: Лебедь умела, даже занимаясь своими делами, сохранять и чувствовать неуловимое, но неразрывное родство с Филином, умела не мешать ему, быть ненавязчивой для него, но всё-таки – «быть». У Вороны так не получалось; ей требовалось общение, ей хотелось внимания.

И сейчас, при взгляде на озерную гладь, по которой кроме Лебеди плавала Утка, кружившая вокруг своего выводка, Ворона наткнулась вдруг на гениальную, новую для себя мысль:

- Мне не о ком заботиться, вот поэтому мне и скучно!

Она оглядела сверху всё озеро, облетела вокруг него, обследуя каждый закоулок в поисках кого-то, о ком она могла бы позаботиться, и, не найдя объекта для приложения своего порыва, приуныла и полетела восвояси. Но мысль, что ей нужно о ком-то заботиться, прочно засела в её голове, и она решила наутро непременно возобновить поиски.

- Ну не поверю я, что нет никого, кто нуждался бы в моей заботе, - в полудрёме спорила она со своими же мыслями.

Утро встретило её гамом и гомоном местных обитателей. Разлепив – как всегда последней – свои глаза, Ворона попыталась сообразить, что происходит. Это не отняло много времени, возмутитель спокойствия обнаружился сразу: на соседней ветке сидел невиданный персонаж. «Персонаж» не мог не привлечь всеобщего внимания, слишком уж необычно для этих мест он выглядел. Озёрный народ уставился на невиданную птицу, удивлённо буравя её десятками глаз – кто со своих веток, кто с воды, кто из камышей, обсуждая на все лады её экзотический внешний вид и неожиданное появление.

А на березе, жмурясь от солнечного света, сидел Альбатрос. Казалось, он впитывал это солнышко – его свет и тепло – всем своим телом, как впитывал бы его странник, вернувшийся из космических путешествий по холодным пространствам Вселенной.

Он и был странником. Странником арктических широт: звенящих поднебесий страны, где солнце по полгода не садится за горизонт, а другие полгода – его ждут, и, дождавшись, радуются – свету, не теплу, которое для тамошних обитателей почти нереально. Всегда окружённый холодом – стужей слепящего снега и льдов, стынью зеленой воды – он обитал под холодным солнцем.

Сейчас он грелся на неузнаваемом им солнышке, растворялся в его тепле, млея от незнакомой, но такой приятной ласки солнечных лучей, и не замечая ничего вокруг. Лишённый живого тепла и всю жизнь тосковавший по нему, сейчас он наслаждался, довольствуясь солнечным.

Ворона бесцеремонно пялила на него глаза, то перескакивая, то перелетая с ветки на ветку, разглядывая его со всех сторон.

- Вот! То, что и нужно: это как раз то, о чем я вчера думала! - решила она. Одинокий, неухоженный… вон: весь – солью (или бог его знает, чем) умазанный. Именно такой, о каком нужно заботиться. Господи! Бывает же так: не успеешь подумать, а оно – вот оно, получите! Я же говорила, что жизнь прекрасна и удивительна. Ура! Заботиться – есть о ком!

Так восторгалась она, разглядывая ничего не подозревающего Альбатроса, лихорадочно соображая по ходу дела: каким же образом ей о нём позаботиться.

Подумать было над чем: в прошлом заботиться о ком-либо ей не приходилось. Склонностью к долгим нерешительным раздумьям она не страдала, да и прошлый опыт отношений с Белым Соколом подсказывал ей, что «тянуть резину» не стоит. Но выяснить кое-какие сведенья она всё же сочла нелишним.

Перебравшись поближе к Альбатросу, Ворона спросила его:

- Ты любишь тепло?

- Да, - буркнул Альбатрос, не открывая глаз и не выходя из блаженного состояния, продолжая нежиться под солнечными лучами.

- А когда мягко, тоже любишь?

И на этот вопрос она услышала:

- Да.

Ворона сочла это вполне достаточным для того, чтобы приступить к действиям.

- Всё понятно, - подумала она, - нужно гнездо!

Гнездо она задумала построить на пересечении двух веток, находившихся как раз под тем местом, где сейчас сидел Альбатрос. Всё завертелось, закрутилась, всё пришло в неимоверное движение, скучать стало некогда, и день стремительно понёсся к обеду. В полдень, перенеся последние перышки – с трудом выпрошенные у Утки – из её старого гнезда в своё новое, с облегчением вздохнув, Ворона опять уселась рядом с Альбатросом. Она легонько подтолкнула его, и он, разморенный теплом, перевалился в гнездо, похоже – и не заметив этого. Теперь он сидел в мягком и теплом гнезде, с всё так же прикрытыми глазами, и никак не реагировал на то, что происходило вокруг.

- Этого мало… - думалось Вороне, - впереди ночь; и не только ночь, впереди осень!

Снова снявшись с ветки, она принялась мастерить крышу над гнездом. В голове её проносились воспоминания о скворечнике, когда-то виденном ею в городе, ещё в бытность серой, ничем не приметной вороной. Скворечник ей тогда очень понравился, не устроив её лишь своими размерами.

- Я построю большой скворечник из веток, - ликовала она, носясь за ветками по всему берегу, - Альбатрос будет доволен, у нас будет свой дом, и мы будем счастливы.

Покончив со строительством и положив на крышу последнюю ветку, Ворона вдруг услышала, что Альбатрос встрепенулся.

Солнышко, так замечательно пригревавшее его, скрылось вдруг за стеной из веток, вновь погрузившей его в холодный сумрак, от которого он так устал… Очарование разрушилось.

- Как коротки волшебные мгновения… - подумал Альбатрос, взмахнул большими сильными крыльями, и, превратив домик Вороны в ливень обломков, взлетел. Быстро миновав озеро и лесок, он скрылся за горизонтом.