Трудно сказать, что произошло с Вороной в тот момент, когда она увидела рухнувшее вниз гнездо и Альбатроса, уходящего над озером за горизонт. В её голове никак не укладывалось: что же случилось, почему все её старания пошли насмарку? На земле под её веткой валялись обломки, в которые превратилась мечта, только что – такая реальная… из глаз её катились слезы, но, поскольку слез у Ворон не бывает, – никто их и не видел.

Проворочавшись всю ночь без сна, сделав множество всяких предположений (но так и не поняв случившегося), с приходом утра она принялась строить новое гнездо. Делала она это неторопливо и тщательно: куда ей теперь спешить? Уложив все ветки, выстелив гнездо пёрышками, она прикинула, что получилось очень даже неплохо. Гнездо вышло большим и вместительным, и Альбатрос должен был, по её представлениям, очень удобно в нем разместиться.

- Его вполне хватит и на двоих, такое оно большое, - думала она, пока старательно укрепляла и украшала его.

То, что Альбатросы не сидят в гнездах, и что гнезда, вообще-то, предназначены лишь для высиживания птенцов (такими особами, как она сама) – ей не приходило в голову. Окончив труды и усевшись на своей ветке, чуть повыше гнезда, Ворона решила отдохнуть. То и дело поглядывая на него, она представляла себе как однажды вернувшись, Альбатрос захочет опять погреться на солнышке, увидит это замечательное гнездо, и, конечно же, предпочтет его голой ветке. А потом они мило поболтают, она расскажет ему, какое у них замечательное озеро, и тогда он, наверняка, захочет остаться. Видимо он просто не успел разглядеть всей прелести окружающего, потому и улетел, но он вернется; он не может не вернуться… как же тогда гнездо?

Рассуждая день за днём в подобном духе, Ворона превратила свои предположения в полную уверенность, стала ощущать себя «при деле» и перестала чувствовать себя одинокой. Её жизнь обрела смысл: она ждала… ждала возвращения того, кто и не собирался возвращаться.

А Белый Сокол в это время начал потихоньку приходить в себя. Переживания по поводу случившегося с ним горя стали тускнеть, отходить на второй план, потеряли остроту, и, оглядевшись однажды, он увидел перед собой прекрасное озеро. Ощутив солнечное тепло и прохладный ласковый ветерок, услышав щебетание множества птичек, он обнаружил, что окружён соседями и что жизнь не остановилась, а знай себе идёт, как ни в чём не бывало.

На большой березе напротив он увидел Белую Ворону, сидящую рядом с большущим гнездом. Его впечатлили размеры гнезда, да и сама Белая Ворона увиделась ему настолько привлекательной, что он решил познакомиться с ней поближе.

- Привет, - сказал он, опустившись на ветку рядом с ней.

Ворона оторопела. Чего-чего, а этого она никак не ожидала: Белый Сокол – предел её былых мечтаний – сидел рядом с ней, и сам, вот именно – сам(!), пытался с ней заговорить…
Наверное, мир перевернулся… - подумала она, пока отвечала на его приветствие.

- Зачем тебе такое большое гнездо? – спросил Сокол.

- Как зачем?! Для Альбатроса! – ответила Ворона.

- Да… я видел однажды Альбатросиху… большая птица… пожалуй, что и подойдет.

...И при чем здесь Альбатросиха? – удивилась про себя Ворона.

- Ты альтруистка что ли? – поинтересовался Сокол, глядя на Ворону с новым интересом.

Ворона не знала что такое «альтруистка», но на всякий случай ответила:

- Да.

...Я давно мечтал именно о такой, возвышенно-духовной подруге, - размышлял Сокол, вернувшись на свою сосну, - мне нравится склад её характера, нравится её желание помогать другим; это, пожалуй, – как раз то, что так давно исчезло в этом жестоком мире.

Теперь он не сводил с неё своего взгляда, его день начинался и заканчивался мыслями о ней, но Сокол долго не решался предложить ей что-то большее, чем просто знакомство. Через неделю после первого разговора, всё обдумав и хорошо всё взвесив, он отправился к Вороне, предлагать ей своё крыло и истерзанное жестоким миром сердце.

В ответ он получил отказ. Ворона сообщила ему, что её сердце занято: она ждет Альбатроса, который обещал вернуться. Преисполнившись еще большим уважением к ней, Белый Сокол не решился настаивать.

- Не судьба… а жаль… очень благородная дама… - по-прежнему не сводя с Вороны глаз, думал Сокол - я буду любить её, пусть и на расстоянии, – она достойна этого; я буду её рыцарем, пусть даже «рыцарем печального образа». Просто находиться рядом с ней, иногда (при возможности) оказывать ей какие-то услуги – это счастье!

Но надобности в его рыцарских услугах всё не возникало: Ворона всё сидела и сидела у гнезда… Жизнь шла своим чередом, а эти двое – будто выпали из неё, и, похоже, не собирались возвращаться.

Вернуться к действительности их заставил Ястреб, однажды вновь появившийся на озере.

Оплакав свою «подругу», отдав должное восхищение её чувствительности, в какой то момент он почувствовал себя вполне реабилитированным; теперь можно было вернуться, что он и сделал в скором времени после смерти Павлина. Он многое мог бы рассказать озёрным жителям, да не просто «рассказать», а заткнуть все рты своим рассказом об удивительной птице, умершей от любви к нему.

Первой неожиданностью, свалившейся на его голову, стала Ворона, которая не просто была жива, но и сидела на краю гнезда, ожидая его! То, что ждала она его – не вызывало у Ястреба никаких сомнений. У него даже мысли не возникло, что ждать можно и кого-нибудь другого. Опустившись с размаху на березу, он уставился на Ворону.

Ворона подпрыгнула, гнездо покачнулось и свалилось на землю. Ничего не соображая, понимая лишь, что гнездо разрушено, Ворона набросилась на виновника беды.

Это не ускользнуло от взгляда Белого Сокола, совершавшего облёт озера; он камнем упал на место происшествия.

Все трое запутались в ветках, которые всего минуту назад были гнездом. Выпутавшись из них, птицы стремглав разлетелись в разные стороны.

Ворона, слёзно жалея себя и с горечью осознавая, что всё придется начинать сызнова, вернулась на свою березу. Белый Сокол, гордясь проявленной отвагой и своевременностью помощи, оказанной даме своего сердца, – взлетел на сосну. А Ястреб улетел в соседний лес, на родную елку, покинутую им когда-то, а теперь вновь обретенную.

С тех пор, как ни старался он привлечь внимание Вороны, у него ничего не получалось: она не обращала на него внимания. Открытых действий Ястреб впредь не предпринимал, опасаясь нового конфликта (как-никак, Сокол был всегда на страже), и, затаившись в своём лесу, он лишь поглядывал на Ворону издали, пользуясь тем, что зрение у него отменное.

А Ворона построила гнездо в третий раз, и теперь оно, доставшееся ей с таким трудом, стало драгоценным залогом её будущего счастья.

- Он вернется, - думала она про Альбатроса, - он же обещал… Вернется, и мы будем счастливы…

Тем временем Попугай, из последних сил дотянувший до озера, свалился в гнездо к Вороне. Он лежал, распластавшись на дне гнезда, и не подавал признаков жизни. Ворона, занятая в это время добыванием завтрака, не заметила его падения. Вернувшись к гнезду в полдень, она уселась на соседнюю ветку и впала в задумчивость. Ей грезились холодные страны, ледяные просторы, свинцового цвета вода и Альбатрос, парящий над всей этой суровостью – отважный и такой же суровый, под стать окружающей природе. Она попробовала представить себя рядом с ним, но у неё ничего не получилось: даже в грёзах Ворона не смогла увидеть себя среди этих бесконечных снегов. И тогда она решила:

- Нет, …уж лучше я его здесь подожду…

Тут её внимание привлёк шорох, донёсшийся из гнезда.

- Это что? – пронеслось у неё в голове, и она взлетела, дабы выяснить, что там происходит: гнездо – размером с таз – не оглядеть с её ветки.

Присев на краешек оплота всех своих надежд и источника гордости, она обнаружила на его дне Попугая. Попугай в этот момент пришел в себя, но, не имея еще сил пошевелиться, мысленно предавался проклятиям.

Он проклинал тот день и час, когда согласился «на спор» долететь до озера за один перелет, и тем самым доказать своё превосходство над воробьями, начавшими относиться к нему без былого почтения. Какое-то время воробьи сопровождали его, но покидать город сочли неразумным, и над окраинами повернули обратно. Попугай продолжил свой путь в одиночестве, по дороге заблудился, пару ночей провел в глухом лесу, дрожа от страха и мучимый голодом, и вот теперь, завидев озеро, он свалился в это похожее на аэродром гнездо, так удобно расположенное на березе.

Не вслушиваясь в бормотание разглядываемого ею Попугая, вышедшая из своей меланхолии Ворона очень ясно представила себе, как обрадуется Цапля, увидев предмет своего обожания. Вороне стало даже немножко завидно.

- Мечты сбываются… Счастливая она, Цапля… хоть и дурочка набитая… - про себя думала Ворона, разглядывая незадачливого путешественника.

Попугай открыл глаза, увидел Ворону на краю гнезда и протяжно (жалобно, как только мог) застонал.

- Ах, если бы это был Альбатрос… - Ворона снова погрузилась в свои грёзы, в которых измождённый гигант стонал в её в гнезде, а она разрабатывала планы его спасения.

Попугай тем временем очухался окончательно, улегся на бок, и, не переставая стонать, поглядывал на Ворону, в ожидании реакции. Ничего не дождавшись и устав, теперь уже от стонов, он пропищал тоненьким голосом:

- Помогите… умираю…

Ворона не откликнулась. Она в этот момент залечивала раны воображаемого Альбатроса – до Попугая ли тут? – до какой-то малявки, попискивающей где-то там, на самом краю её сознания?

- Ооооооооо!!!! – взвыл Попугай, собрав последние силы.

Ворона вздрогнула, приходя в себя. Ещё додумывая мысль, что нужно будет понежнее обращаться с возвратившимся Альбатросом, она сорвалась с гнезда и направилась к Утке, чтобы разузнать, как ухаживать за больными (почему-то она решила, что Утка должна в этом разбираться).

Попугай, утративший остатки мужества после исчезновения Вороны, впал в истерику. Шум, производимый им при этом, разносился по озеру, долетев и до Цапли. Подавившись лягушкой, которую как раз в этот момент она заглатывала, Цапля долго откашливалась, одновременно пытаясь сообразить, что же её так растревожило. Минут пять – узнав уже голос Попугая – она продолжала вертеть головой, в попытке понять: откуда же он доносится? Не найдя ответа, она взлетела и отправилась на поиски, сочтя это наиболее разумным. Сердце её бешено колотилось в предчувствии долгожданной встречи.

Когда Цапля увидела СВОЕГО Попугая в Вороньем гнезде… от гнева у неё потемнело в глазах, и она таранила Воронье гнездо, круша его своим немаленьким телом; при этом она умудрилась выхватить из обломков Попугая, и, надёжно зажав его в клюве, опустилась на берег озера. Спрятавшись в камышах, привычным движением закинув Попугая к себе под крыло, она замерла, обдумывая происходящее.

- Надо же! - возмущенно думала Цапля, - Какая коварная, эта ворона: притворяется ждущей Альбатроса, а на самом деле…
Что «на самом деле…» – додумать она не успела: Попугай зашевелился у неё под крылом. Осторожно достав его, пристроив на сухой кочке, она отправилась ловить его любимых маленьких мошек. Накормив своего страдальца, всплакнув по поводу его изнуренного вида, она опять спрятала его под своё теплое мягкое крыло и успокоилась. Ворону она простила – что возьмешь с одинокой неприкаянной птицы… но тут же возник новый вопрос: как объяснить Журавлю пребывание у неё под крылом Попугая, давнего её возлюбленного.

Переживая по поводу предстоящего выяснения отношений, она расхаживала на своих длинных ногах по прибрежному мелководью и придумывала всяческие объяснения. В аккурат в тот момент, когда Журавль опустился рядом с Цаплей, Попугай высунул свою голову из-под её крыла, пытаясь выбраться оттуда; пискнув от испуга, он спрятался обратно, но Журавль успел его заметить.

- У тебя новая игрушка? – спросил Журавль Цаплю.

Цапля приподняла крыло (понимая, что отпираться бесполезно), Попугай выпорхнул и бесцеремонно уселся на длинный клюв Журавля.

- Что ж, если она удовлетворится твоим клювом и не будет претендовать на мой, то может оставаться, - промолвил Журавль, стряхивая Попугая с клюва.

Быстро оценив обстановку и тут же перебравшись на клюв Цапли, Попугай замер, понимая, что сейчас решается его судьба, и что если он поведет себя правильно, то сытая, комфортная жизнь обеспечена ему надолго.

Ступая осторожно, так чтобы не потревожить своё сокровище, Цапля отправилась вдоль озера. Радости её не было предела: любимый вновь обретен, согласие на его присутствие получено, …остаётся лишь заслужить его расположение; но в том, что ей это удастся, Цапля даже не сомневалась.

Журавль смотрел ей вслед и думал:

- Какая же она у меня грациозная, да к тому же еще и добрая: подобрала бродяжку… Дамы, вообще, – народ тонкий, не всегда понятный… но то, что она добродетельна, у неё не отнимешь. Она понравится моей маме, когда мы будем зимовать во Франции…

Ворона, такая далёкая от всех этих перипетий, вернулась тем временем от Утки, и, обнаружив вместо гнезда на березе – кучу веток под ней, даже заплакать не смогла. Вместе с гнездом рухнули как-то разом и все её надежды на счастливую жизнь с Альбатросом. …Строить гнездо заново она не стала, решив: не судьба.

Погоревав еще немного, она подумала, что так уж, видимо, на роду ей написано: быть Белой Вороной.